потери сознания, но люблю и своих родителей. Могу ли я забыть о немощной бабушке, оставив ее без присмотра? Смогу ли наплевать в душу матери и отцу, которые меня так любят? Они всю жизнь мне посвятили, тяжело работают с утра до ночи ради меня, чтобы у меня было все. Чтобы было и на столе, и к столу, и хлеб, и к хлебу. Сказать «до свидания», крутнуть хвостом – значит, растоптать их чувства, перечеркнуть им жизнь… Неправильно это, несправедливо. Так нельзя, ведь они мне дали жизнь, и я должна с ними считаться и уважать и их, и выбор, который они сделают. А если они не захотят нашего брака? Ты понимаешь, что со мной будет?! – спросила в отчаянии Варя, и в ее блестящих глазах замерцала слезинка.
– Что же тогда нам делать?
Варя прильнула к любимому, положила голову ему на плечо. Оба молчали, понимая, что так долго продолжаться не может: если узнает Павел Серафимович об их тайных свиданиях, может разозлиться не на шутку. И разговором с ним можно своими руками положить конец свиданиям.
– От судьбы не убежишь. – Варя наконец нарушила молчание. – Дай мне неделю, и я поговорю с отцом. Будет против – стану умолять на коленях. Надеюсь, что сумею растопить его сердце.
– Дай-то бог.
– Мне так приятно, что ты пришел ко мне, а не на собрание!
– Что я там забыл? Завтра все от людей узнаю.
– Только и речи об этих колхозах да налогах. Почему-то мне тревожно, – призналась Варя. – Такое ощущение, что должно случиться что-то плохое, страшное. Знаешь, как бывает перед грозой? Наступает такая благостная тишина, солнце светит, и вдруг как громыхнет! Налетит невесть откуда черная туча, упадет на землю дождем, а небо расколют зловещие молнии. Вот и сейчас такое. Село притихло, присмирело, хаты будто попрятались, присели за заборами, словно ожидают плохих перемен. Хорошо птичкам – они лучше людей чувствуют приближение грома. Люди умнее птиц, а ощущения у них хуже. Но сердцем, душой слышу, что над нашим селом нависли черные тучи, а гром вот-вот загремит.
– Глупенькая моя девочка, – ласково произнес Андрей. – Это у тебя от волнения перед разговором с родителями.
– Нет. Так будет, – сказала Варя, не заметив, что повторила слова Уляниды. – Обними меня покрепче, любимый! – попросила она.
Глава 7
Ничего не сказал односельчанам Павел Серафимович, хотя хорошо видел вопрос на встревоженных лицах. Отец еще в детстве учил его не спешить принимать решения или болтать языком, не обдумав каждое слово. Может, поэтому и вырос он немногословным, скорее молчуном. Павел Серафимович шел домой один, вслушиваясь в чавканье сапог по грязи. Кое-где лужи взялись тоненьким стеклом льда, и, когда мужчина наступал на него, лед с треском ломался. Павел Серафимович еще не знал, что делать дальше, но плохое предчувствие сжимало грудь изнутри. Сердцем чуял: перемены неминуемы, жизнь уже не будет прежней.
В старенькой хате света не было. Мать, наверное, спит, а если и не спит, то ей свет не нужен, для нее уже давно дня не существует, осталась только ночь. Варя тоже спит. Молодая, ей нужно отдохнуть, она же с рассвета