кожи.
Я стиснула эфес, понимая, что должна ощущать страх, злость, отчаяние – что угодно, кроме страстной жажды обнажить меч.
Что и начала делать, когда он – или она – наконец заговорил.
– Ну блядь!
Все-таки «он».
– Была у меня отменная броская речь, которую я собирался произнести, как только ты сойдешь со ступенек, но начинаю думать, что после вот этого она прозвучит малость убого.
Никакой стали. Никакого клинка. Однако я чуяла его усмешку столь же остро. Развернувшись, я первым делом увидела эту его улыбку-нож, белозубую, яркую в темноте.
– Но, с другой стороны, чего я еще мог ожидать от Сэл Какофонии?
Высокий, тощий, порядком потрепанный, он походил на трость, которая повидала слишком много миль и слишком мало закатов. Спутанная копна каштановых волос обрамляла лицо и шею, несмотря на отчаянные попытки заплетенной косы их сдерживать. Он стоял со слишком небрежной сутулостью и слишком дерзко скрещенными руками для красующегося на нем военного мундира. И пусть темные круги под глазами и трехдневная щетина сообща пытались все скрыть, я даже в темноте видела, что он красив.
Правда, не могла понять, это он просто такой мужественный красавчик или красавчик из категории «сейчас он откроет рот и выдаст то, из-за чего я двину ему по роже».
Грань между ними иногда до боли тонка.
– Я тебя не знаю, – сказала я больше самой себе, чем ему.
– Дерьмовым я был бы профессионалом, если бы знала, – отозвался он. – Я из тех, что промышляет незаметностью, какой бы сферы она ни касалась. – Темные глаза вспыхнули в полумраке. – Иногда я охотник, иногда – вор, а иногда просто бродяга, сменяющий имена и зовущий тени другом.
Ну.
Пожалуй, все-таки по роже.
Но или я все хуже скрывала презрение, или ему частенько давали по этой самой роже, потому как он сразу же хмыкнул и миролюбиво поднял ладонь.
– Сегодня, правда, я всего лишь простой курьер с простым сообщением, – произнес он. – Я тебя знаю. Знает тебя и мой наниматель. Но для легкости общения…
Он шагнул ближе. Луна высветила его лицо отчетливей, обличив выражение глаз, слишком юных для такого мужчины.
– Не стесняйся звать меня Джеро.
В моем ремесле, если можно его так назвать, человек, которому можно доверять, выглядит несколько иначе, чем ты думаешь. Тот, кто пригибается, когда к нему подходишь, кто вздрагивает, когда поднимаешь ладонь, кто рычит, когда с ним заговариваешь – этим доверять можно. Они не умеют скрывать свои проблемы за ухмылками и милыми голосками.
А голос Джеро был весьма мил.
Потому-то я и не пожала его протянутую руку.
– Разумеется, – произнес он, опустив ее, и неловко пожал плечами. – Доверяй ты так быстро, вряд ли о тебе ходила бы такая молва, верно?
– Верно, пожалуй, – отозвалась я. – И уж конечно, молва о том, что странным мужикам заявляться в задницу мира в глухой ночи – это хорошая мысль, тоже не ходит. – Я уставилась на него сверху вниз – насколько могла, правда, ведь он был примерно