постоянно наступают!» – пробормотал он виновато, поднимая крестик с пола. Затем, даже не пытаясь понять, как продукт религиозного маркетинга мог оказаться в доме циничной атеистки, кем Сибилла наверняка являлась, положил распятие на ближайшую тумбочку и зашагал дальше по холодному полу к позабытым у бассейна вещам.
Часовая стрелка на циферблате подходила к восьми, и Айзек решил не дожидаться, пока Сибилла проснется. К тому же ее спальня находилась где-то на втором этаже. Послевкусие мистического сновидения нашло выражение в упорном нежелании подниматься на арену битвы монстра и пламенного заступника. Гость оставил Сибилле записку со своим номером телефона и просьбой позвонить ему ближе к вечеру. После чего отправился завтракать в кафе.
Второпях залив в проспиртованный желудок кружку кофе и закинув скрэмбл из яиц, Айзек принялся увлеченно стучать по клавиатуре, невзирая на тошноту и мерзкую мигрень. Со стороны это выглядело так, будто он играл какую-то сложную композицию с таким безмятежным и умиротворенным видом, словно ее исполнение не требовало и йоты его усилий. Плавные движения, безупречная техника, скользящая улыбка на лице – он смотрелся истинным виртуозом своего дела. Врата Трисмегиста наконец распахнулись, и из них неудержимым потоком хлынула благостная фантазия. В ослепляющем блеске пестрых животворящих слов она обволакивала историю гениальностью, а в персонажей зароняла божественную искру, которая делала их поразительно живыми и самобытными, неотличимыми от реальных людей. Отрываясь от чтения, казалось, будто они продолжают заниматься своими делами и их абсолютно не заботит, что там делает сам читатель в посредственном, бледном измерении настоящего. Мир книги шевелился и пульсировал. В строках билась жизнь, разворачивалась драма, с первых слов готовившая к встрече с самым злободневным вопросом существования, с неминуемым и пугающим, что ждет каждого на длинном пути, короткой вспышке между двумя бесконечностями. Украдкой выглядывая из-за обыденных на первый взгляд ситуаций и интригующих поворотов сюжета, центральная идея не оставляла без своего внимания ни один эпизод.
Наконец-то настал тот момент, когда Айзек творил, и ни одна мысль не отвлекала его взгляда от экрана ноутбука. Четыре часа пролетели как одно мгновение, и вместе с непередаваемой окрыляющей эйфорией писатель чувствовал изнеможение, будто бежал полный марафон безо всякой тренировки. Писатель выгреб из бурного потока фантазии к берегу самосознания. Неохотно вернулся к мирским заботам – с ужасной, раздирающей изнутри страстью потянуло курить, природный зов подсказывал о потребности посетить уборную, а слипающиеся веки сообщали, что хозяин вот-вот вернется во вселенную сновидений. Впервые за долгое время по-настоящему довольный собой Айзек поднялся с места и, не сдерживая торжествующей улыбки, пошел к выходу из кафе. Все краски вокруг словно стали ярче. Казалось, даже бездушные предметы выказывали писателю приветливость, а лучи