ремонт затеял, каждые руки на счету, а Макс здорово навострился паять, клепать, копать и, разнообразия ради, чертить.
Не на компе, конечно. Нет. На выдранном из протокола какого-то совещания листке, слюнявым карандашом.
В карманах спецовок таились неиссякаемые запасы карандашей – сточенных, коротких, местами погрызенных. Максу казалось, что они там самозарождались, причем сразу надкусанные.
Ему звонил кто-то из приятелей, «ВКонтакте» и «Ватсап» пугали гроздьями непрочитанных сообщений. Макс не открывал их от греха – засекут, что был онлайн и не ответил, накидают в пять раз больше писем. Матерных.
Он что-то ел по утрам, пока в кастрюлю не вытряхнулись шелушки от овсянки. Он плюнул и перешел на завтраки в столовой на очистных. Постоянный, как сырость, запах тлена смущать почти перестал.
Денис Никитич велел поработать на каждом сооружении, кроме приемной камеры, той, на ремонте. Облако пара над ней, как над бассейном, поднималось все выше. Ветер разносил едкую морось над территорией.
А ведь такой дождик не улучшит цвет лица. В нем вся таблица Менделеева и наглядные образцы из справочника ядов. Ах да, и содержимое унитазов со всего города.
Денис Никитич пропадал с Костяном в здании камеры. У Макса руки чесались пробраться следом, разведать секреты, но он сдерживался.
Денис Никитич показал, где произошел «несчастный случай».
Ничего страшного, открытый бетонный канал и почти чистая вода – желтоватая, с запашком, но прозрачная. Лера не выплыла – задохнулась в потоке. Запаниковала, что затянет в трубу в конце канала, – и наглоталась воды раньше.
Ничего страшного.
Лера погибла – он давно это знал. Видел ее в морге, где витал тот же запах, – сладковатый, душный, привычный.
Ничего страшного.
Он повторял себе это снова и снова, но не помнил зачем. А, неважно. Важно то, что происходит прямо сейчас.
Например, сдохла автоматика в отделении решеток, где фильтровался крупный мусор. Макс полчаса граблями сгребал с них фантики, скрученные женские колготки, презервативы и пучки волос. Сгребал и часто сглатывал, загоняя обратно в желудок рвоту. Не помогло.
Согнувшись над унитазом, задыхаясь от спазмов в желудке, он придумал схему кустарной автоматики. Набросал обгрызенным карандашом, приволок Денису Никитичу. Тот пожал ему руку. И отправил под руководством Костяна монтировать чудо бюджетной инженерной мысли.
Денис Никитич хвалил. Денис Никитич предложил постоянную работу после универа, а пока – на полставки. Когда решетки заработали снова, он показал Максу свое «место для медитации».
В семь утра позвал на холм, посмотреть, как розовое небо отражается в озерах-отстойниках.
Денис Никитич глядел вверх – на рассвет, а краски неба тускнели в его зрачках. Глаза были выцветшие, серые.
Как у Леры, когда она стала реже и реже приходить домой.
Какого цвета у Леры глаза? Макс схватился за телефон, листая фото. Они же снимались вдвоем, где-то были селфи… Где они? У Леры светлые волосы, нежные маленькие руки