я должна ехать? – тихим, мёртвым голосом спросила Марина.
– Поезд через два часа, я помогу тебе собраться.
Софья Яковлевна, радуясь возможности двигаться, быстро принесла сумку и стала складывать в неё вещи Марины, которых практически и не было. Она также положила в сумку еды. Всё время, пока Софья Яковлевна собирала вещи, Марина неподвижно стояла посреди комнаты. Ужас собственного положения парализовал её, она была не в состоянии мыслить, как-то проявлять эмоции и, словно каменное изваяние, стояла и смотрела в одну точку, забывая даже моргать. Через полчаса всё было собрано: и документы, и личные вещи девушки.
–Вот ещё что, – вспомнив о самом главном, Софья Яковлевна сбегала в другую комнату и принесла Марине деньги.
– На первое время хватит, – и она сунула часть денег в сумку, часть заставила её убрать в бюстгальтер.
Софья Яковлевна пошла провожать Марину. Та шла следом как собачонка, не проронив ни единого слова. Посадив девушку в нужный вагон, она задержалась на секунду возле неё и тихо произнесла.
– Если сможешь, прости, – развернулась и ушла….
Марине хотелось побежать за ней, броситься в ноги, умолять разрешить остаться, кричать, что она любит Лёню и не представляет своей жизни без него. Что ей страшно! Но она лишь безмолвно стояла, широко открыв глаза, из которых горе лилось через край, и смотрела вслед уходящей женщине.
Пришла проводница и попросила всех занять свои места. Видя беспомощность Марины, она показала ей её место – это была верхняя полка, и помогла даже поднять туда её сумку. Расстелив постель, Марина поднялась к себе и почти сутки не спускалась оттуда.
Лёня с отцом отлично порыбачили и довольные уловом, весёлые вернулись домой. По дороге Лёня ещё умудрился нарвать для Марины букет полевых цветов. У порога их встречала только мама. Она была какая-то странная, и всё время отводила взгляд.
– Мама, а где Марина? – с порога спросил Лёня.
– Марины нет
– А где она? – не унимался Лёня, на время прекратив раздеваться.
– Действительно, Софьюшка, не томи, скажи, где Марина? – обеспокоенно спросил Семён Давидович.
– Не знаю, тут вот она оставила записку, – и женщина, пряча глаза, протянула её сыну.
Лёня, в предчувствии плохого, взял записку из рук матери и молча развернул. В записке было всего несколько слов: «Семён Давидович, Лёнечка, простите, но я должна уйти, так будет лучше». Больше в записке не было ни слова.
– Когда она ушла? Где ты была, почему не помешала?! – Лёня сыпал вопросами. – Её надо вернуть! – и он, как был – в резиновых сапогах, в куртке, выскочил на улицу.
Семён Давидович пристально посмотрел на жену. От него не ускользнул и её какой-то виноватый взгляд, и желание вообще не смотреть в лицо мужа, и её чрезмерная суетливость, да и в записке, девушка не упомянула её имени. Всё это могло означать лишь то, что Софья Яковлевна каким-то образом повинна в исчезновении Марины.
– Софья, – строгим голосом сказал Семён Давидович, –