Я, конечно, понимаю, что Вы ужасно заняты – Вы лечите раненых и времени на себя Вам не хватает, но все же я надеюсь, Вам известно, как все мы здесь гордимся Вами и Вашими коллегами.
Жизнь здесь течет почти без изменений, хотя на улице много людей в форме, а цены на бензин, сахар и мясо выросли невообразимо. И все же я полагаю, это цена, которую мы должны заплатить, чтобы наши войска имели всю необходимую им еду и снаряжение.
Эдвард полон энтузиазма после отправки во Францию, как, вероятно, и вообще все военные. Газеты все еще, кажется, уверены, что война вскоре закончится, но, на мой взгляд, это предсказание вряд ли сбудется, хотя я и мало понимаю в таких вещах. Если война заканчивается, то должно произойти одно из двух событий: обе стороны должны прийти к обоюдному пониманию, что война должна закончиться (а это, я думаю, невозможно по причине высокого уровня ненависти), или же одна сторона должна убедительно преобладать на поле боя. Не нужно быть отмеченным наградами генералом, чтобы знать: этого пока не произошло и не произойдет в обозримом будущем.
Очень надеюсь, Вы в добром здравии и не слишком вымотаны работой. Не нужны ли Вам какие-нибудь книги? Я недавно послала Эдварду посылочку с книгами и журналами, буду рада отправить ее и вам.
Искренне Ваша
– 4 –
– Капитан Фрейзер?
– Да, капрал?
– Вам пришли письма из дома, сэр. Я положил их поверх других бумаг на вашем столе.
Еще одна кипа писем, помоги ему Господь. Он находился здесь всего шесть недель, а письма из дома шли нескончаемым потоком. Все доброжелательные, все блаженно несведущие о том, что на самом деле происходит во Франции и Бельгии, но ему все равно приходилось отвечать на них, пусть и через силу.
Спустя какое-то время он стал отправлять всем практически одно и то же письмо. Спасибо за добрые пожелания. Да, я довольно сильно занят, но госпиталь, в котором я работаю, превосходен и отлично оснащен. Еще раз спасибо, что не забываете меня, искренне ваш и т. д., и т. п.
Поступая в армию, он знал, что ничего хорошего не предвидится – он прочитал достаточно об оружии, применявшемся на недавних войнах, а потому ожидал только худшего. Проблема состояла в его ожиданиях и в том, как они искажались реальностью, которую он каждый день видел в палатах.
В роли военврача он знал, как исправить поврежденное, как вылечить рану, как вернуть цельность разломанному на части, даже если травмы на первый взгляд кажутся неизлечимыми. Но как он мог сражаться с невидимым врагом?
Кто-то называл этого врага газовой гангреной. Кто-то – брюшным тифом. Как бы их ни называли, эти болезни были его врагами, убивавшими пациентов одного за другим, как бы долго и тщательно ни залечивал он их раны.
После проведенных им операций нередко проходили день, неделя, две, и тут начинался жар – даже при самом незначительном ранении. Роковая и безжалостная инфекция мучительно убивала его пациентов, миллиметр за миллиметром отравляла их тела.
Чего только они не делали, чтобы