и с сакраментальным «тятя-тятя, наши сети притащили мертвеца». Глаза у него были непроницаемо чёрные, без белков, полуприкрытые кожными складками и белесой плёнкой. Что-то вроде небольшой зелёной швабры шевелилось у него на том месте, где должен был быть рот. И всё его тельце рахитичного подростка было в складках, пупырышках и чешуйках.
– Красавцем тебя не назвать, – признался я, разлепив губы. – Да только я и сам – как бы не Клайв Оуэн.
– Уж таков я на самом деле, – скромно сказал он. – Тот пьяный человек, увидев меня в машине, потерял сознание. Пьяные видят лишнее, мне от них тяжело укрыться. Меня тут у вас много раз замечали. Каждый раз пугались.
– Возле домика старушкиного тоже напугать нас хотел?
– Ага. Там уж я, Петр Иванов, от души развернулся. Но как-то не очень подействовало.
– Ну, знаешь ли, Гриша, – я снисходительно улыбнулся. – Это нужно о-о-очень постараться, чтоб русского офицера напугать!
Он развёл перепончатыми лапками, пытаясь пародировать человеческую жестикуляцию. Получалось не очень.
– Зачем же ты убегал?
– Я не убегал. Уехать хотел, попрощаться.
Я кивнул.
– Жалко старушку, – сказал я.
Он не ответил.
– Обратно возвращаться не собираешься?
– Нет, Петр Иванов.
– Не понравилось?
– Понравилось. Люди вежливые и питание хорошее. Но только им всем от меня только одно нужно было. Как выражается ваш друг Иван Петров, хиромантию по руке читать.
– А ты действительно можешь?
– Хочешь, скажу, с каким счётом хоккеисты сыграют в чемпионате? Или кто Евровидение возьмёт? Сможешь ставки сделать. Или, может, тебе, как и им, про политику интересней?
– Нет, – торопливо сказал я. – То есть, да, мне интересно! Но не про сборную… И не про политику… А так много всего…
– Так спрашивай.
– Ну, это… – я взъерошил волосы, лихорадочно оглядел окружающий лес. – В чем смысл жизни?
– Понятия не имею.
– А… это… – я в сердцах махнул рукой. – Это… Неважно, в общем! Расскажи лучше, каким ветром тебя сюда занесло, а?
– Я ошибся в расчётах. У нас очень точная аппаратура, но иногда вмешивается, как вы говорите, человеческий фактор. Не знаю, насколько применимо это выражение по отношению ко мне.
Глаза его вдруг затянулись кожными складками, и он принялся издавать своей «шваброй» какое-то кряканье. Я не сразу понял, что он смеётся.
Хотя я слышал свой собственный голос, лишённый всяческих интонаций… Но что-то в его тоне, во всём поведении этого странного существа было неправильное.
Не так должны себя вести контактёры сверхцивилизаций.
– Слушай, как бы это поточнее выразиться, – спросил я, опасаясь что догадка моя неверна и он придёт в ярость. – Ты… ребёнок?
Существо поморгало белесыми пленками.
– Считается так, – признался он наконец. – Особь, не достигшая зрелого возраста.
– Значит, Гриша, взял без спроса покататься папину тачку?
Он