уходили все дальше и дальше, за Невский, за Гороховую, куда и зачем – никто не знал и не загадывал…
Глава четвертая
А потом жизнь пошла наперекосяк и кинулась под откос.
Но сначала мы все-таки отметили последний экзамен. Почему-то его поставили на середину мая, и, получив запись в зачетке, группа гуляла дней пять. Перемещались из койки за стол, с дивана на пол, от квартиры к квартире. У кого-то отбыли на дачу родители, кому-то выпало родиться, да и просто всем было легко и весело. Кончалась дурацкая неопределенность экзаменов и стипендий, зачетов и справок из деканата. Осенью нас ожидало распределение, в феврале защита диплома. «Вот ты проходишь, лысиной сверкая…» – надсаживались мы хором, стараясь перекричать и соседа, и визави.
Помню как, обнявшись с Игорем Морозовым, мы вытягивали последний куплет: «А мы еще не старики, а мы еще не старики, а мы – студенты-физики-и-и!..» Бедный Ишка так и не успел состариться, ни даже облысеть. Он едва перетянул через двадцать пять и умер от лейкоза. Как и предсказывала народная песня. Только никакой не случилось производственной травмы, не взрывалась камера, не выхватывал он с рабочего стола голыми руками контейнер с изотопами. Что-то гадкое проявилось в крови, переданное ему по наследству любящими родителями, и сгорел он за полтора года. А ведь как начал! Не успел появиться на службе, как получил – нет, не прибавку к зарплате – а Государственную премию. Команда, в которой он писал диплом, да так и прижился, выбила-таки свое и частичкой общего успеха щедро одарила Игоря. Те, кто был рядом, ужасно ему завидовали: вчерашний студент и вдруг – лауреат. Кто же знал, что завтра он – смертник.
Но тогда нам казалось, что настоящее наконец-то приоткрывается перед нами. Как будто мы долго стояли, скучившись, во дворе, только выбежав из учебных комнат и тренировочных залов. И вдруг ворота – огромные створки в два-три человеческих роста каждая – начали раскрываться, скрипя и подрагивая. Вот такой сон я видел накануне Мишкиной свадьбы и помню до сих пор со многими подробностями. Почему-то коровьи лепешки под ногами и запах пота; мощные петли, у которых втулки прикипели к осям от безделья; трава шелестела, когда ее приминали нижние брусья ворот; и что-то яркое, помесь голубого с зеленым хлынуло в приоткрывшийся проем. Странным казалось только, что никто вроде бы не торопился на волю.
Да, летом Мишка и Елена все-таки решили создать семью, крепкую, дружную, советскую… Не помню уже, что там еще вещала дебелая чиновная тетка во Дворце бракосочетаний. Я был назначен шафером от жениха. Никогда бы не поверил, что Людмила Константиновна согласится с моей кандидатурой. Но, думаю, выпал один из тех редких случаев, когда другу моему удалось взять верх над собственной мамой. Обязанности мои были просты и понятны. Вызвать такси, усадить туда жениха, отвезти его за невестой, ее подружкой, а потом доставить компанию на улицу Петра Лаврова.
Потом, после официальной части, где я держался