смогла продолжить. Обычно за таким взглядом следовала пощёчина, а ещё родитель имел привычку хватать меня за руку и выкручивать кисть так, что в глазах темнело от боли. Заученным движением я спрятала руки за спину и отступила на два шага, оказавшись ближе к суженному. Отсюда я уловила запах еловой смолы и разогретой осыпавшейся хвои. Это почему-то меня утешило.
Интересно, он всегда так пахнет?
Мелькнула искра надежды. Что если он сжалится над молодой супругой? Что если прежние раздражали его капризами и расточительностью? Я ведь не такая. Меня воспитали покладистой, терпеливой, незаметной.
– Мы уедем сейчас же, граф. Давайте подпишем договор. Романта пока может проститься с близкими, – обволакивающим басом сказал мой жених.
– Разумеется, барон! – отец суетливо подбежал к столу, стал перекладывать бумаги, на миг оторвался от этого занятия и крикнул мне: – Иди в комнату! Ланфа собирает вещи, она и проводит тебя в карету жениха.
– Как, – я забыла, что собиралась быть покладистой и терпеливой, – а свадьба?
– Обвенчаетесь в домовой церкви. Не задавай глупых вопросов. Тебе прекрасно известно, что в нашем положении не до торжеств.
Я медленно присела в реверансе и поплелась прочь.
Свадьба мне была нужна не больше чем само замужество. Но это хоть какая-то отсрочка! Сначала следует разослать приглашения родственникам, встретить гостей, разместить их в доме и в гостинице, назначить день венчания в храме ближайшего села, потеснив крестьянские пары – я была далека от мысли, что родители согласятся везти меня в город, как это предпочитали делать родовитые соседи. Потом полагались недельные гуляния. По бытующим поверьям, число дней праздника задавало длительность счастливого брака. Семь дней соответствовало семидесяти годам. Глупость, конечно, но люди старались выдержать эту гонку, чтобы их не посчитали скупыми.
Наше семейство не имело средств на многодневный праздник, но деньги водились у моего жениха, и раз уж отец задумал продать меня ему, мог бы выхлопотать и свадьбу. Увы, последняя возможность отсрочить отъезд провалилась. Это утвердило меня в мысли, что Циантин Кофр не собирается жить в браке хоть сколько-нибудь долго, и меня ждёт та же участь, что и прежних несчастных жён этого человека.
В комнату зашла, заливаясь слезами, но они высохли, как только я увидела, что там творится. Все свободные служанки под предводительством моей невестки рылись в выброшенных из шкафа и сундука вещах. Каждая норовила завладеть хоть чем-то из моего имущества. На полу валялись шёлковые чулочки, нарядные панталончики, ночные рубашки, на них то и дело наступал кто-то из мародёров. Ланфа разъярённой кошкой металась от одной служанки к другой, выхватывая из цепких рук то кофту, то юбку. Её бесцеремонно отпихивали. Госпоже она не решалась мешать, жена брата спокойно рассматривала одну вещь за другой и складывала обратно в сундук. Я успела порадоваться, что в моём распоряжении останется хоть что-то годное, но ошиблась, слишком хорошо думая о невестке.
– С паршивой овцы хоть шерсти