деревни не захотят выдать его тело, полагая, оно служит талисманом и залогом благополучия всего местного населения!)
– Вот ваша еда, – поторопила жена раби Шимона, – завтра во сколько мне прийти?
– Приходи с первыми лучами солнца, – попросил рабби Шимон, стал торопливо и ласково благодарить ее за пироги, что положила она для них в сверток из ткани, а в глубине души клялся ей и себе: «Милая, ты не застанешь нас, ибо так нужно. Я не желаю тебя подставлять под удар. Когда ты войдешь в дом учения, нас уже там не будет. Прости меня, любимая».
Он взглядом пытался донести до нее то, чего не могли вымолвить уста его.
Она вздохнула – не поняла ничего. Только ощутила, что, помимо слов сказанных, он что-то еще ей пытался внушить. Будто дуновение зловещее, тень страха, холод ужаса овладевали ее преданным сердечком.
– Шимон! – простонала она. – Оставь Элазара со мной!
Как будто понимала, что без сына он далеко не уйдет.
Вмешался ее отец, оторвал дочь от ее мужа, молча увел ее, тихо рыдавшую, прочь из синагоги. Это лучшая услуга, которую он мог оказать зятю. Женщины все понимают, но их невозможно контролировать, и потому они могут быть опасны. Нет, они не дуры, они просто неподконтрольны. Поэтому их надо держать подальше от серьезных мужских дел.
На рабби Шимона он не сердился: знал отлично, что тот по-другому поступать не мог. Чувство правды в нем было превыше всего. Никакие заискивания перед римлянами не могли быть ему свойственны. Он был обречен на оппозицию. Он не лез на рожон, его спровоцировали, его подставили. Знать бы точно, кто это сделал! Доносчик будет превращен в груду камней!
Почему рабби Шимон не пользуется своими знаниями о потустороннем мире, не задействует ангелов и чертей?
…Поскольку тесть признавал его гениальность и превосходство во всем над собой, то не лез к нему в душу. Попрощаться им так и не довелось.
На рассвете, пробравшись в мансарду под крышей синагоги Пекиина, дочь его не нашла там ни мужа, ни сына. Только веточка оливы, как напоминание о горечи жизни, о горькой участи тех, кто выбрал самостоятельный путь мышления и развития, о тех, кто не пожелал смешаться с толпой и разделять с ней ее заблуждения – горькая веточка маслины валялась на полу.
– О Шимон! О Элазар! – вскричала женщина, падая ниц.
По двору синагоги, бряцая оружием, уже топтались десятки римских солдат.
– Именем императора! – ее схватили за плечо и грубо подняли, встряхнув. Веточка оливы была растоптана сапожком-котурном знатного посланника, который совал ей под нос некий документ.
– Республика требует выдачи твоего мужа, изменника Симеона! – арест должен был производиться по закону, с соблюдением процедуральных требований. Ей было представлено обвинение, кто-то из местных переводил на древнееврейский язык и текст документа, и вопросы офицера.
…Она довольно долго водила их за нос, то неверно называя свое имя, то всплескивая руками и клянясь,