На них наступали с копьями и мечами.
В них палили из пушек.
Дальше на смену приходили динамит, гранаты, автоматы и пулеметы, добивая самых последних представителей вида.
Бык пробормотал сквозь дремоту:
– Мордой ты не вышел, зять. Случится что с тобой, дочка расстроится…
Вешапи, летящий среди облаков по направлению к вырастающим горным хребтам Кавказа, внезапно почувствовал, что его относит в сторону Карпат. Всё его тело словно бы сдавило со всех сторон. Его что-то сплющивало и толкало, причиняя мучительную боль. В глазах стало темно, он ничего больше не видел. Крылья не махали, лапы не слушались… Внезапно в глаза резанул свет. Не выдержав мучений, дракон заорал.
Белый Волк толкнулся мордой в бок громовержца.
– Чего тебе, Случай? – Гмерти приоткрыл один глаз. – Смотри, какой славный у меня зять получился.
Волк глянул вглубь Мира, где повитуха прижимала к груди орущего человеческого младенца.
– Нравится? – с гордостью спросил бог.
– Хороший мальчик, – усмехнулся Случай. – Только дочка твоя его ждёт в конце шестнадцатого века, а родился он у тебя двести лет спустя.
Бык подозрительно глянул в хитрую волчью морду.
– Тебе не кажется, что кто-то меня толкнул в ответственный момент?
– Случайно вышло, – ухмыльнулся собеседник.
– Может, всё правильно, – подумав, сказал Гмерти. – Зять у меня с Кавказа. По древнему обычаю «Избегания» не должен жених видеть невесту до свадьбы. Я его богом сейчас сделал. Ему для опыта небольшой крюк по временам полезен… Молодой он, разберётся.
– Зная Госпожу, все ещё больше запутается, – ухмыльнулся Случай.
Глава 1. Таинственная пленница
– Эй, вставай, приехали.
Суровый охранник загремел ключом, снимая проржавевший замок с находившейся на повозке деревянной клетки.
Женщина, спящая на ворохе соломы внутри нее, открыла глаза и резко приподнялась на локтях, оглядывая местность.
Ничего особенного она не увидела. Перед ней была типичная аргентинская эстансия[1], состоящая из ряда хозяйственных построек. Среди них выделялся добротный двухэтажный дом со следами облезшей побелки на стенах. За особняком справа располагался огромный сад, по которому гуляли козы и овцы. Слева – пустое, вспаханное поле. Оно плавно переходило в необъятную, до горизонта, пампу[2] с редкими чахлыми кустами.
– Дон Гарсиа! Какая честь для нас! – со стороны особняка, распугивая кур и уток, нёсся старый управляющий дон Хорхе. – Мы с супругой всё приготовили к вашему приезду.
Старик остановился напротив коня, на котором восседал мужчина средних лет. Всадник был одет в богатый камзол из хорошего сукна, поверх которого выделялся когда-то белый, а теперь рыжий от пыли отложной воротник по французской моде. Из-под запыленной шляпы с роскошным страусовым плюмажем на плечи опускались вьющиеся, с проседью, волосы. Звали приезжего Гарсиа Кинтера.
Был он по происхождению испанцем, давно обосновавшемся на землях вице-королевства Перу[3]. Ученая степень доктора права давала ему возможность занимать высокий пост судьи в столице провинции Буэнос-Айрес. Эстансия, как и многие земли вокруг, принадлежала ему, но появлялся он тут крайне редко. Чрезвычайные обстоятельства заставили этого человека прибыть сюда с небольшим конвоем охраны зимой, во второй половине июня[4] тысяча шестьсот пятьдесят шестого года.
– Мы вас уже ждём, – старый управляющий подобострастно поклонился.
Дон Гарсиа ничего не сказал, лишь вопросительно приподнял левую бровь.
– Все как просили, сеньор. Пеоны[5] выкопали новый погреб, и вино из подвала перенесли туда… А на место бочек поставили кровать и стол. На двери замок навесили.
Сеньор Кинтера спешился, обернулся на человека у клетки и крикнул в его сторону:
– Санчо, глаз не спускай с неё. Я проверю новые покои для моей… гм… этой…
Управляющий устремил любопытный взгляд туда, куда смотрел его господин.
Из клетки, в которой обычно перевозили скот, придерживая юбки, выбралась красивая женщина. По-возрасту ей можно было дать около сорока лет. Впрочем, может она и была моложе, но рыжий, толстый слой дорожной пыли несколько сбивал с толку. Всё остальное в ней вызвало у дона Хорхе изумление.
Одета незнакомка была по прохладной аргентинской зиме в теплое дорожное пончо, отороченное мехом ламы. Подол платья из розовой, шелковой ткани, шитой золотыми нитями, смотрелся немыслимой роскошью в этой местности. Из-под него при спуске из телеги стала заметна нижняя юбка, подшитая широкой полосой запрещенных в испанских колониях кружев. Женщина потянулась рукой в телегу и достала оттуда мужскую широкополую шляпу со страусовым пером. Её она спокойно надела на голову,