ровная линия идеально белых зубов, гладкая кожа. От ран и ожогов, которые он получил в бесчисленных битвах, не осталось и следа. Гетман оставил себе лишь один шрам – длинную белую полоску, пересекавшую лоб и по правому виску спускавшуюся на щеку. Память об ударе, нанесенном польским солдатом, поручиком Каролем Кенджерским на третий день после Пришествия. Знак пролитой крови, символ непонимания, страха и отчаянной отваги.
Гетман не носил ринграф, но, как говорили, изображение Богоматери Ченстоховской было вытатуировано у него на груди красками, полностью состоящими из нанокадабр. Многие полагали, что, когда Эль-Галад ведет армию в бой, он бессмертен в броне благословения. Другие верили, что когда он гибнет, то тотчас возрождается в новом теле, творимом из магических частиц. Ортодоксальное подполье старокатоликов считало его дьяволом. Раскольники епископа Пренчевского полагали его ангелом.
Роберт как-то видел, как Эль-Галад жестом руки опрокинул половину йегерской армии.
Но сейчас гетман вовсе не выглядел ни клоном Ахиллеса, ни полубогом, ни посланником ада – скорее, сконцентрированным менеджером, у которого впереди – серьезная дискуссия с подчиненными и начальством. Стоял он под экраном для слайдов, глядя в сторону двери на другом конце конференц-зала. Входящие гражданские кланялись, а солдаты отдавали честь, искали карточки со своими фамилиями и занимали места за серым столом. Рядом с визитками были квадратные пробудительные подставки. Во время длинных совещаний собравшиеся могли их активизировать, чтобы искусственно убрать усталость и поддержать активность. На столе стояли бутылки с напитками, а еще термос с кофе для любителей более традиционных решений. Черные кресла, такие же тяжелые и солидные, как и стол, с широкими поручнями, с вырезанными растительными мотивами, были выстелены изумрудной, теплой на ощупь, пластичной массой, что всегда эргономично подстраивалась под тело сидящего. Стены помещения были выкрашены однотонной желтой краской, но всякий входящий ощущал фосфоресцирующие магией узоры нанокадабровых заклинаний, совершенно закрывавшие зал для внешнего мира. Над головами собравшихся вращались два вентилятора, чьи лопасти тоже покрывали рунные системы: благодаря круговым движениям лопасти создавали вокруг зала охранный кокон. В полумраке порой удавалось приметить светящийся многоцветный туман распыленных нанокадабр, что, словно дымка, охватывали помещение.
По полу ползали три меморские черепахи, что должны были запомнить каждое слово совещания. Привезенные из мира эльфов четырехлапые, плоские, защищенные панцирем магии тверже алмаза – они регистрировали образ и звук, а еще чувства, псионические эманации, пульсацию аур.
Никто не предполагал присутствия шпионов здесь, в северной башне Пекина[9], но, как знал Роберт, встреча в одном месте такого числа эльфов, одаренных магической силой, могла быть отслежена балрогами на расстоянии.
Последними в зал вошли четверо эльфов и пятеро людей, из