равновесия – вот и всё, что остаётся.
Асфальт, покрывавший пристанционную площадь, потрескался и кое-где выкрошился; сквозь трещины и в образовавшихся проплешинах росла трава… Когда под ногой звякнуло, я наклонился и поднял старую гильзу: кажется, от патрона «Макарова».
– Красивое было здание, – сказала Амра, мотнув головой в сторону «Келасурской»
– Жаль, теперь оно только под снос годится, – откликнулся я.
– Ну почему же под снос, – возразила она. – Наверное, всё это ещё можно восстановить.
– Не думаю. Ты потолки видела со вздувшейся дранкой? Перекрытия никуда не годятся, придётся ломать полностью. А новые что же – бетонные отливать? Нет, чем это здание восстанавливать, дешевле построить новое. Да и вряд ли теперь здесь кому-нибудь потребуется станция. Местным властям хотя бы центральный вокзал привести в божеский вид, и то руки не доходят.
После этих слов я протянул ей гильзу:
– Нужна?
– Давай. Сохраню как память о войне.
– Да вряд ли она столько лет здесь пролежала. Скорее всего, это уже после войны стреляли.
– Ну мало ли. А может, и с войны…
Я не стал спорить, тем более что и сам не был до конца уверен. Да и какая, в сущности, разница.
На следующий день Андрей рассказал мне о том, что в советские времена на эту станцию из России приезжали так называемые «поезда здоровья»: туристы жили прямо в купейных вагонах – прогуливались по городу, осматривали местные достопримечательности, ходили на пляж, благо до него отсюда рукой подать. А что, удобно: несколько дней отдохнул, допустим, в Сочи, затем – несколько дней в Гагре, после того – в Сухуме, а отсюда можно отправиться в какой-нибудь Батум или, к примеру, в Тбилиси, или в Ереван, или в Баку…
Но подобным образом дело обстояло при СССР, который три десятилетия тому назад скоропостижно канул в Лету. Последний «поезд здоровья» давно ушёл с «Келасурской» и больше не вернётся. Во всяком случае, не при нашей жизни. И не на эту станцию… Так было угодно истории; в конце концов, ненасытный Хронос пожирает все творения рук человеческих, оттого мы должны быть благодарны судьбе хотя бы за то, что она предоставила нам возможность ещё раз прикоснуться к минувшей эпохе, которая просочилась сквозь миллионы жизней, как вода сквозь пальцы, и с каждым годом становится всё более эфемерной и невозвратимой, но явила нам свои следы в этом городе, где ныне бросается в глаза соседство роскоши и разрухи, где новые элитные особняки порой вырастают рядом с остовами исщербленных пулями полуразрушенных зданий, вряд ли подлежащих реставрации, и всё это приправлено живым ярким солнцем и трансцендентным камланием морских волн, и неистребимой зеленью, и буйной игрой воображения, и несметными полчищами воспоминаний.
– Годы, пробегая мимо, отнимают у нас одно за другим, – сокрушался Квинт Гораций Флакк.
– День