деревьев. В нем почти не было ценных грибов, поэтому мы так радовались, когда натыкались на черный груздь в ложбинке или находили настоящий боровик. В основном собирали «краснушки», «синюшки», «зеленушки». Обыкновенные сыроежки. Зато их в этот раз было видимо-невидимо. Их мы собирали в корзинки. Ножичков бабушка на тихую охоту не брала, мы грибы не срезали: сыроежки просто рвали, а у губчатых грибов типа подберезовиков скручивали ножки, как бабушка показывала, чтоб не повредить грибницу. Сначала шли порознь, держа в виду друг друга, то и дело перекликаясь:
– Валера, ты где? Иди ко мне, тут грибов много!
– Бабуль, лучше ты ко мне! Тут их целая полянка.
Хотя сыроежки, слеживаясь, мнутся, уменьшаются в объеме, скоро наши корзиночки оказались полны. Утолив первичный собирательский инстинкт, шли уже вместе, рвали грибочки не торопясь, разговаривали. Бабушка рассказывала:
– Папа мой, дедушка Санек, был очень уважаемый в селе человек. Он до революции, еще при Царе, служил в кавалерии 25 лет, в Германскую воевал. Верхом на коне он мог выделывать такие номера, что все мужики диву давались: платок бросал и поднимал на скаку, под брюхом у коня скачущего перелезал на другую сторону. Русский по всем коленам, он знал несколько языков, Славку учил говорить, считать по-мордовски, по-татарски. Папа был сильнейшим ветеринаром, за ним из соседних сел приезжали, если у кого овца заболеет или корова растелиться не может. Хотя образования специального у него не было, за время службы научился лошадей лечить, потом и других животных. Он мог нагреть нож на огне, чтоб обеззаразить, и сделать операцию любой скотине. Если при отеле теленок неправильно шел, он разворачивал, как надо. Очень папа хотел, чтоб внуки на ветеринаров учились, но ни Генка, ни Славка к этому интереса не имели. Зато Галя все перенимала, на вызовы с ним бегала, помогала. Она и стала ветфельдшером, техникум окончила.
Дедушка Санек умел все. Плотничать, пахать, сеять, косить. У него коса была номер десять с половиной, еще и с граблями деревянными на косовище. За один взмах и косит, и в рядок траву кладет. Стога он складывал один длинными вилами – высокие, по нескольку метров, прямые и ровные, как свечки. Для печки копали мы торф на болоте, сушили брикеты. Негде было нам угля достать, дров нарубить. За родником у нас от срубленных в войну дубов оставались огромные, в три обхвата, пни. Дед Санек их в одиночку выкорчевывал. Как-то обкапывал, подрубал корни, рычаги из бревнышек под них подставлял, ломал. Корни лопались с громким звуком. Пни дед Санек раскалывал так. Забивал в древесину зубила железные, в щели – клинья из дерева. Деревянные клинья водой поливал, когда щель расширится – еще вбивал. Наступал момент, когда пень лопался со взрывом. Наготовит папа поленьев – потом приезжает на телеге за ними. Дуб горит как антрацит – долго, много тепла дает.
Для семьи папа сам все делал: валял валенки, выделывал шкуры, шил шапки, плел лапти. И Славку всему учил. А рядом с нами