кривой маленький нож. Как бежала потом к Фалиху и они, собрав все ценное, пробирались в Танжер, спасаясь от возмездия и наказания. Спасаясь от себя. От чувства вины за непреднамеренное убийство. Тяжелые дни в Париже, изнурительная работа, стертые в кровь пальцы от трудной работы, боль, усталость, снова голод, голод, голод… И день, когда она попалась в руки гестапо, бесконечные часы в темном подвале, копошащиеся в углах крысы, жестокие пытки… Переломанные кости, загнанные под кожу иглы, побои…
Титаническим усилием Поль удалось прекратить это жуткое путешествие в темные глубины собственной памяти. Тяжело дыша, она откинулась на спинку стула и злобно уставилась в низко склоненное над собой лицо Шварца.
– Хватит, – прохрипела она.
– Я всего лишь хотел показать тебе, – отстранено сказал Монстр, – что тебе пришлось пережить из-за них. Тех, кто тебя бросил тебя как мусор. Ты должна их ненавидеть! Должна желать их смерти, – он сделал паузу, переводя дыхание, – хорошо. Черт с ними. Но твои палачи, кто пытал тебя в Париже. Тебя и твоих друзей. Разве они не достойны ненависти? Не достойны смерти?
– Нет, – уверенно возразила Поль, – потому что я не хочу стать такой же, как они. Умение прощать…
– Только не говори, что веришь во всю эту христианскую чушь, – с плохо скрытым отвращением в голосе фыркнул Монстр. Похоже, что с религией его отношения складывались не лучше, чем с врачами-психиатрами. Но спрашивать было бессмысленно, да и сейчас Поль была слишком возмущена тем, что Шварц снова вторгся в ее мысли. И злилась даже не на него, а на саму себя, за то, что в этот раз слишком расслабилась, чтобы вовремя дать достойный отпор.
Она уже слишком привыкла к их относительно цивилизованным разговорам и совершенно не ожидала такого поворота событий. Непостижимо, но она чувствовала себя… обиженной, словно просто повздорила с другом, который выкинул что-то гадкое. Нужно почаще напоминать себе все-таки, что Монстр – ее тюремщик и это совершенно нормально, что в любой момент он может опомниться и подвергнуть ее пыткам.
Лицо Поль было слишком красноречиво, и Рихард смягчился, вроде даже почувствовал себя виноватым.
– Прости, – пробормотал он смущенно и отвернулся, – мне не стоило этого делать.
Он поднялся и стал натягивать обратно свой шлем. Поль с грустью наблюдала, как он защелкивает застежки на загривке и думала о том, что, быть может, тоже хотела бы носить маску, за которой всегда легко можно спрятать свои эмоции, если ты не готов за них отвечать. И о том, конечно, что сейчас ей придется вернуться в барак или на завод.
– В качестве извинений можешь выполнить мою маленькую просьбу? – спросила она, набравшись смелости. Из-под шлема достался глухой смешок.
– Если ты не попросишь убить все руководство лагеря, – откликнулся Шварц. Поль выдавила из себя улыбку.
– А так можно было? – как могла мягко сказала она, – ладно. Ты можешь достать для меня книги?
– Какие книги?
– Любые.