прикосновений, – начал он свою обвинительную речь, – но не потрудилась упомянуть, что на твоего любовника это не распространяется!
– Он не мой любовник, – покачала головой Поль. Но это было жалко и самонадеянно.
– Не ври мне! – рявкнул Рудольф и сделал то, чего девушка меньше всего ожидала – поднял перед собой руку, в которой оказался ее револьвер, – говори правду! Ты использовала меня! Смеялась над моими чувствами! Ты меня считаешь умственно отсталым? Думаешь, я не способен сложить два и два и понять, куда ты по ночам бегала в Риме. Зачем уговаривала меня поехать в Италию…
– Рудольф, все не так, как тебе кажется, – перебила Поль, – убери оружие, ты можешь навредить…
– А что я, по-твоему, собираюсь сделать?! – прошипел мужчина. Судя по всему, он был еще достаточно сильно пьян, потому что обычно не позволял себе таких эмоциональных выпадов, – я относился к тебе как к королеве. Я готов был тебя на руках носить и пылинки сдувать. А ты предала меня. Ты смеялась над моими чувствами…
Последние слова эхом откликнулись у Поль в голове, и ей мучительно захотелось закрыть уши и не слышать продолжения. Ощущение дежа-вю нарастало, ведь она уже слышала похожую обличающую речь в свой адрес… Много лет назад. Пятнадцать, если быть точной. От другого человека. Человека, который, к несчастью, тоже был в этом доме и вероятно, прекрасно знал о происходящем на террасе и злорадствовал.
– Хорошо, я расскажу тебе правду, – Поль сделала осторожный шаг в сторону Рудольфа, миролюбиво поднимая вверх руки, – но, пожалуйста, опусти пистолет…
Ее несчастный супруг мотнул уже порядочно промокшими под дождем волосами. Обычно аккуратно зализанные назад, сейчас они нелепо торчали во все стороны. Словно вместо обычно сдержанного, дружелюбного и педантичного банкира сейчас его телом и умом завладел какой-то демон. Злой двойник из зеркала.
– Во время оккупации Парижа мы с Паскалем были в сопротивлении, – выплюнула Поль правду, которую ей совсем не хотелось говорить, поэтому каждое слово комом вставало в горле, – а после… после войны мы выслеживали сбежавших нацистов… И сейчас…
– Да замолчи ты! – нетерпеливо перебил девушку Рудольф, – чем бы вы там не занимались, это не мешает вам трахаться у меня за спиной!
Поль страдальчески застонала.
«Сама виновата, – сказала она себе злобно, – слишком долго его морозила, слишком долго кормила обещаниями… Вот и расхлебывай».
Пока Поль отчитывала сама себя за опрометчивые поступки и пусть невольно, но жестокое обращение с добрым и заботливым по природе мужчиной, чаша терпения Рудольфа переполнилась. Он решился перейти к серьезным действиям – взвел спусковой крючок и спустил курок. Дождь притупил звук выстрела, разнесшийся по округе и спугнувший ночных птиц с ближайшего оливкового дерева. Поль и успела только, что загородить собой старого друга, но не почувствовала обжигающего укуса выстрела. Она медленно открыла зажмуренные в последнюю минуту глаза и увидела пулю, зависшую в воздухе сантиметрах в десяти