То бишь когда человек летает (на чём бы он ни летал, хоть на помеле), он испытывает счастье. Верно также и обратное: когда человек счастлив, кажется ему, что он летает «на крыльях любви»!
У меня в детстве эта тяга к небу выражалась в коллекционировании игрушечных самолётиков и мечтах стать авиаконструктором (вроде Яковлева или Туполева), а на худой конец – лётчиком-испытателем. Я рисовал самолёты в разрезе, со всеми их мелкими деталями. Обожал слова «сопло», «закрылки», «винты», «шасси», «стабилизаторы». Устраивал самолёт из двух перевёрнутых стульев, напяливал на голову шапку и наушники, брал мамин планшет с компасом и контурной картой «маршрута» и, громко жужжа, отправлялся на штурм Северного полюса! Думаю, этим я заразился, прочтя «Два капитана» В. Каверина. Я был Саней Григорьевым, а Катей Татариновой была красивая девочка Катя, которую я любил втуне до пятого класса. Мы вместе ходили на ёлку в Кремле, и я «летал от счастья», а она моего «полёта» не приметила.
А вот мы добрались до 10-летия Октября. Деятели Революции в профиль: один в кепке, другой в будёновке, третий в картузе и с бородой (кто такие, не могу опознать).
Лидеры оппозиции в 1927 году. Слева направо: сидят Леонид Серебряков, Карл Радек, Лев Троцкий, Михаил Богуславский и Евгений Преображенский; стоят Христиан Раковский, Яков Дробнис, Александр Белобородов и Лев Сосновский.
Фото: Википедия
Надпись «почта» на русском и украинском, армянском и арабском языках и, кажется, даже на фарси. Ленин знаменитым жестом «руки сильной и мышцы простёртой» указывает группе вооружённых до зубов революционных солдат и матросов, по-видимому, направление главного удара. А ещё солдат, заряжающий ружьё, и матрос в бушлате нараспашку, по-ленински простирающий руку, но в каком-то другом, не ленинском направлении.
Может, он анархист? Многие, если не все, революционные матросы придерживались учения князя П. А. Кропоткина о «безгосударственном коммунизме», или «анархо-коммунизме». Кропоткин обвинял Ленина в порождении класса новой бюрократии, развязывании Гражданской войны и красного террора. В одном из писем к Ленину он писал: «Бросаться в красный террор, а тем более брать заложников недостойно социалистической революционной партии и позорно для её руководителей. Открыть эру красного террора – значит признать бессилие революции, идти далее по намеченному его [террора] пути, значит признать свою скорую кончину. Полиция не может быть строительницей новой жизни. А между тем, она [полиция] становится теперь верховной властью в каждом городе и деревушке. Куда это ведёт Россию? К самой злостной реакции!»
«На чью воду льёт мельницу эта сука?» – задавались вопросом большевики. Ведь государство – «аппарат насилия» – отомрёт само по себе с победой коммунизма, когда не будет антагонистических классов и подавлять станет некого. А пока такие классы есть и всячески сопротивляются и вредят построению «новой жизни», непримиримая революционная жестокость к врагам народа не только оправданна, но и не может,