то значит, что из этого автоматически следует, что жизнь заведомо больше и Бога. И как людям, верующим в Бога, запрещено церковью влезать в Божий промысел, смотреть на Бога, ни склонив пред ним головы и ни приспустив веки, ибо мол тогда они ослепнут и не смогут различать в жизни те мелочи, из которых эта их жизнь и складывается, так и людям, не верующим ни в Бога, ни в чёрта, уже сама жизнь не даёт волю вглядываться в саму себя, и проникать в её суть.
Мы и живём этой жизнью, и находимся внутри неё, но нам не удаётся увидеть изнутри ни её, ни самих себя.
Философы полагают, что это невозможно. На то они лишь философы, которым и дело лишь, что философствовать, друг друга изучать и критиковать, а не учёные. Это им – философам невозможно. Да им вообще всё невозможно, а потому они ничего и не делают. А кому-то и возможно. А действительно, как подняться над тем или выйти за пределы того, что и выше, и больше всего?
Но вот когда я оказался на обочине жизни – на пенсии по старости – именно так бесчеловечно она была названа чиновниками от человечества, давя на психику пенсионеров, чтобы они быстрей сдохли, когда общество, которому я и отдал всего себя, скинуло меня в этот отвал жизни, как скидывает мясорубка в подставленную под неё посудину мясо, переработанное ей в мясной фарш, и когда сама жизнь посчитала бесполезным требовать от меня что-то большее, чем она уже от меня получила, я и познал эту жизнь и изнутри, и снаружи. Ведь я просто не знал философии.
Сказать, что жизнь этому сопротивлялась – значит соврать, оклеветать её. Нет же, она дала мне и волю, и время, зная, что дальше что-то сделать с этим мне уже будет не под силу. И, наверное, она была в этом права. О жизни я познал все её секреты, которые в принципе могут быть познаваемы, но я так и не познал, что делать с моим познанием, с секретами, с моими очками в мир и куда их приложить.
«Верчу очками так и сяк, то к темю их прижму то их на нос нижу…». Ведь кроме меня, никому из людей, ведущих активную общественную жизнь и не вылезающих из своих собственных проблем, из своих коротких штанишек, эти секреты и не нужны.
Как же мудро жизнь это устроила, поделив людей на простаков, которые всё хотят, всё могут, всё делают, но ещё ни всё заноют, как надо делать, и от которых многое, что зависит, и мудрецов, которые всё знают, но уже ничего ни хотят, ни могут, ни делают, и от которых почти ничего и не зависит. Ведь мудрец – это кладезь разума, опыта и знаний, скинутый людьми из-под своих ног в подпол, чтобы те не мешались под ногами.
Однако познал жизнь я не случайно, а в результате огромного, прямо титанического, мыслительного и душевного труда, который регистрировался моим компьютером, ставшим по совместительству и моим секретарём-летописцем. Ведь в своей трудовой деятельности я никогда не мыслил, а только соображал и делал то, что сообразил. И я никак ни мог себе представить, что, когда делать будет нечего, когда