– подумал он, увидев у парадного его особняка два автомобиля, и не ошибся.
В гостиной, оживлённо беседуя, расположились четверо военных и двое штатских. Ротмистр, поприветствовав присутствующих, прошёл в спальню хозяина дома, откуда доносилось непрерывное дамское щебетание. Лео, с замотанным горлом, лежал в постели, окружённый удушливой заботой трёх прелестниц. Он меланхолично отпивал глоточек чая из, подаваемой к губам, чашки и поочерёдно проглатывал мёд и варенье, с ложечек, подсовываемых ему с разных сторон. Идиллической картиной можно было бы восхититься, если не принимать во внимание удручённое выражение лица больного. Гримаса мученика, безропотно покорившегося судьбе, придавала ситуации комический оттенок. Присутствие Одинцова, явно не вписывалось в эту идиллию, и ему ничего не оставалось, как присоединиться к обитателям гостиной. Здесь велась непринуждённая полемика на тему того, что у лейб-гусар с кавалергардами давние счёты. Потому, как кавалергард Дантес погасил «солнце русской поэзии», убив на дуэли камер-юнкера Пушкина. Бывшего, не только большим другом гусар, но и страстно желавшего самому стать одним из них. И только отсутствие достаточного состояния, не позволило достичь желаемого. Более того, выстрел бывшего кавалергарда Мартынова, навсегда сомкнул уста ироничного и дерзкого, бывшего лейб-гусара М.Лермонтова. К счастью дискуссия продолжалась недолго. Через четверть часа, исчерпав запас душевного тепла и нежности, дамы выпорхнули из спальной, наперебой сокрушаясь о самочувствии больного. Когда Иван, наконец-то, закрыл двери за последним гостем, из спальной выглянуло раскрасневшееся лицо хозяина.
– Все ушли? – тихо прохрипел он, опасливо выглядывая из-за двери.
– Выходи, великомученик, тебе более ничего не угрожает – успокоил его Одинцов – Если только моё присутствие не обременит тебя.
Лео сделал жест, который должен был означать радость от встречи и прохрипел – Давай выпьем водки, а то от сладкого меня уже мутит.
Иван не заставил ждать, услужливо обеспечив угощение.
– Проветри спальню – приказал ему Лео. – чтобы запах духов улетучился, а то, как в парфюмерной лавке, дышать невозможно.
– Не стоит привередничать, голубчик – ответил Одинцов. – От сладкого его тошнит, от духов мутит. Между прочим, многие бы не отказались очутиться на твоём месте.
Лео не стал возраж и гвардейских казармах ать, ему было трудно говорить. В домашнем халате, опираясь на трость, он, прихрамывая, прошёлся по комнате, разминая затёкшее тело.
– Как самочувствие? – поинтересовался Одинцов.
– Благодарю, сносно. Раны зашили, горло не в счёт. В крещенское омовение морозец то и покрепче бывал.
– Это хорошо ещё, что шашки были без боевой заточки – продолжил уже Одинцов – раны были бы намного серьёзней. За то, твоё имя в столице сейчас популярней, чем ясновидца-медиума, месье Жермена.
Как же, наслышан. – отозвался Лео. Вчера ко мне в лазарет, выстроилась вереница соболезнующих и восторгающихся. И сегодня дома, целый день визиты принимаю. Докторов,