остановился как вкопанный: на лиственнице, на коре которой были видны зарубки когтями медведя, была сделана человеческой рукой отметина, чуть повыше – опять медвежья, потом опять человечья… Зарубки сделаны недавно, но где-то три-четыре недели назад, когда здесь были чужаки. Что-то не давало покоя. Григорий огляделся по сторонам, но Бадай не рычал, был спокоен, что-то обнюхивал. Там валялась бутылка. Григорий засунул бутылку в рюкзак – он не любил, когда разбрасывали бутылки. От них случались пожары. На всякий случай он зарядил ружье.
С собакой пришел к избушке. Осенние дни коротки, и солнце заходило. После заката быстро наступает темнота. Уже нет белых ночей. Развел во дворе костер, поставил ведро с водой. И пошел ставить сети на речку Багда. Когда пришел, уже вскипела вода, кинул горстку чая и зашел с водой в избу. Он уловил чужой запах. Краем глаза увидел старика Стаса, сидящего на корточках возле подпола. Он разглядывал подполье, включив фонарик.
– Стас, что ты там потерял? – спросил Григорий, ставя на печку ведро.
– Ищу Витьку, – пробормотал Стас.
– Это ты стрелял на Маре?
– Да, – ответил Стас, закрывая крышку подполья.
– Ну и?..
– Одна утка, – кивнул на свой рюкзак старик.
– Николая с сыном не видел?
– Нет. Наверно, пошли по тракторной дороге.
Это было странно. Они явно спешили домой. Вдвоем молча покушали. Стас поставил водку со знакомой этикеткой. Выпили, закусили. Григорий заметил, что старик почему-то старается напоить его, а сам поменьше пьет.
«Э-э, так не пойдет», – подумал он, когда заметил, что Стас украдкой выливает водку из стакана. И он тоже незаметно вылил в кружку с чаем и прикинулся захмелевшим от выпитого.
Стас улегся и захрапел, может, притворился спящим. Григорий достал тетрадку и начал записывать. Вдруг он с удивлением заметил, что некоторые слова подчеркнуты Николаем. Сложив их, Григорий прочитал: «Будь осторожен – медведь-людоед». А он, когда читал, думал, что Николай подшучивает над ним перед другими: «А кого съел? Вроде бы никто не пропадал». Вспомнил зарубки… «Если Николай пошел по дороге, он дойдет до села через пять-шесть часов. Пока они там соберутся, пройдет еще два часа. Ну, там еще в полицию обратятся, пока те приедут из райцентра… А приедут ли еще?.. Ну ладно, завтра уеду домой, заберу Стаса…»
Этого бурого матерого медведя он знал давно. Часто встречал следы его лап на берегу речки Муруку На правой лапе был поврежден один коготь. И задние лапы оставляли характерный рисунок, похожий на букву «в». Григорий не был медвежатником. Зная обычаи предков, не убивал и не охотился на хозяина тайги. Избегал медведей, и они не становились на его дороге. Знал эти зарубки медвежьи – это на языке зверей гласило: «Я здесь хозяин». Нельзя было ставить метку после его лап. Это означало, что ты готов помериться с ним силой за право быть хозяином здесь. Обычно такую метку ставил другой, более матерый медведь, а люди придерживались неписаных законов тайги, чтобы избежать мести «дедушки».
Григорий на всякий случай запер