чего доброго. Так что ты своим художником нас не удивишь. Красивый, конечно, мужик, – сказала она почему-то, хотя к окну не подбегала. – Но у нас тут бабы красивые, а не мужики. Мужикам вроде не положено. Красивые, те мужики у нас больше по тюрьмам сидят. А выходят еще краше. Вот если космонавт.
Но Астра не призналась, что Степа действительно космонавт.
Астра была не из самой Москвы. Родители ее жили в ближайшем Подмосковье в научном городке, работали там инженерами. Родители не дышали на свою единственную дочь, пока она не придумала стать Астрой. Они не захотели называть ее Астрой.
– Почему Астра? – удивлялся расстроенно отец. – Почему ты изменила себе имя?
– Потому что с именем Надя я ничего не дождусь.
– А с именем Астра дождешься, вот дождешься! – болезненно возмущалась мать.
– А с именем Астра дождусь, – настырно соглашалась дочь.
Астра отучилась в училище прикладного искусства по деревянной росписи. Ближе ей была, с одной стороны, городецкая роспись, а с другой – мезенская.
Степана Астра от родителей скрыла. Что поселилась в бабушкиной заброшенной избе, тоже скрывала, даже беременность утаила. Сказала, что уезжает в длительную командировку на Мезень совершенствоваться в тамошнем письме. Она темнила, потому что пугалась в себе мещаночки Нади, ужасалась возмечтать о новом холодильнике и новой стиральной машине, хотя и старой нет. Боялась замирать о том, что скажут люди, боялась сама думать о людях. Соседка Капа была хороша тем, что с ней удобней делать всё вопреки и назло. Она, конечно, спасла при родах. Но спасла тоже вопреки, а так могла и не спасти.
Появление сына на время вернуло Степана к Астре. Когда Астра ждала Степу, она ставила его подмалевок на мольберт, разводила краски и начинала тревожно похаживать возле. Свежий запах именно масляных красок стал ей необходим во время беременности. Пока Степан писал, Астра сидела так близко, что он задевал палитрой ее голову. Чтобы светлее ему было в темной избе, зажигали по комнате хозяйственные и церковные свечи вместе с тусклым электричеством. Когда же Степанов след простывал, все равно разводила краски и ходила подолгу возле мольберта. Теперь она под запах красок кормила Луку из грудей, ставших огромными, как ростовские колокола.
Первое детство Луки проходило больше здесь же, в Горбылях. Конечно, его появление на свет быстро было рассекречено. Живал он и у Чашниковых, и у бабки Валентины, гостил у родителей Астры. Но мать отовсюду его почти как похищала.
Луке радостнее было не с родными бабушками, а с приемной Миррой. С ней правда каждому становилось радостнее.
Своим родителям Астра сына не оставляла, позволяла видеться только в своем присутствии.
А мать отца, бабушка Валентина, почему-то, только внук попадал к ней, начинала его сразу стращать Бабой-ягой. Зачем – непонятно. Пугала и пугала. Ночью притискивала Луку к стене, словно и сама боялась Бабы-яги, что та как-то повредит внуку. Утром пахло разогретым утюгом. Бабушка Валентина по-старинному засветло гладила чугунными утюгами.