пока я тактично спускал воду из сливного бачка, тут шарили в моём пиджаке, документы разглядывали. Внаглую. Не зря я сомневался – он уже не прежний Белый. Зомбированный слуга системы – вот кто это теперь. Гэбуха и есть гэбуха. Что там нёс голубчик, про вторую производную? Ну, точно, вербануть меня хотел, втянуть в делишки ихние. «Мы продвигаем один проект». Как же, проект. Знаем, знаем, как нынешние родине служат. Пистолет под мышку, сто грамм на грудь – и по бабам. И стихи мои, видишь ли, ему херовенькие.
Белый наполнил свой стакан почти доверху, а остатки вылил в мой. Получилось поровну. Миллиметров десять до краёв, хоть линейкой проверяй. Профессионал. В штатском.
– Ну что, на посошок? Костя, а ты можешь, как раньше? Как чай?
Мой сильнейший номер, он и это помнил.
Достав из холодильника чайную заварку, долил стакан доверху. Всплыли строки:
По несчастью или к счастью
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места[1].
Пил я мелкими глотками, смакуя, с короткими перерывами. Со стороны казалось, что вовсе и не водку.
Нет, ребяты-демократы, – только чай.
Да, возраст и длительное отсутствие практики сказывались. Но я выдержал испытание, растянув процесс минут на пять. Правда, глаза сочились слезами, а горло сжимали спазмы. Понятно, зачем Белому понадобился прикол с «чаем». Для психологии. Лучше всего запоминается последняя фраза. Штирлиц грёбаный.
Белый, приняв залпом, закусил остатками бутерброда. Я – нет. Чай не закусывают.
– Молодец. Есть ещё порох в пороховницах.
– Легко, – водка так и просилась назад.
– Хорошо посидели. Ладно, давай прощаться. Может, ещё свидимся? – он набросил пиджак.
– Может быть. Встретишь кого из пацанов – от меня привет.
Провожаю до дверей. Жмём друг другу руки и долго смотрим глаза в глаза.
По-хорошему бы – вымыть посуду и в душ, – но сил хватило лишь завести будильник.
В беспокойном сне виделся мне Белый. Но не теперешний, а прежний, из золотых шестидесятых.
– Встаём по одному, – произносил он вкрадчиво. – Идём тихо, не привлекая внимания. Через Москву пробиваемся на метро.
– Понял. Так легче затеряться в толпе? – отзывался я.
Белый вздыхал:
– Нет, Костя, не так. Потому что в метро есть эскалатор.
Сон повторялся много раз и вытянул все жилы.
Глава четвёртая. Хмурое утро
Напущу я на вас неотвязные лозы,
И род ваш проклятый джунгли сметут,
Кровли обрушатся, балки падут,
И карелою, горькой карелой дома зарастут.
Голова прямо раскалывается. А каков я в зеркале? М-да… Как там у поэта:
Золотая рыбка, жареный…
Нет, не так. А, вот:
Жареная рыбка,
Дорогой карась,
Где ж ваша улыбка,
Что была вчерась?