что между мужчиной и женщиной… ну, вы меня понимаете – так это мы только после свадьбы, да и то очень стеснялись с непривычки.
– Это верно, в наши годы с нравственными соображениями было строго, – умилённо ощурившись, согласился захмелевший отец Чуба, и сгустки его среднегромкого смеха аппетитно раскатились в разные стороны. – Я, между прочим, после свадьбы вообще целую неделю к молодой жене не притрагивался. Мог бы, наверное, и дольше свою скромность проявлять, да она уж не утерпела, сама меня побудила.
– И неправда, ничего я не побудила, – мать покраснела и неспокойно замельтешила глазами, стыдясь такого откровенного разговора при детях. – Рассказывай тогда, как было на самом деле: я просто всю самогонку, которую ты б ещё долго пил, взяла и повыливала из бутылок на землю. Вот тогда – через неделю – ты и протрезвел. А то не просыхал с самой свадьбы и в спальню носа не казал. Какая уж могла быть любовь, с такой-то пьяной рожей.
– А как ты хотела? – вздёрнул головой отец. – Чтобы я только с тобой одной рассусоливался, позабывши о других интересах? Нет уж, извини! Обнявшись, веку не просидишь, и в одну петелку всех пуговок не устегаешь. Каждому делу своя очерёдность полагается!
– Известна твоя очерёдность, – въедливо продундела мать. – У тебя и посюдень бутылка стоит на первом месте: пьёшь, как за ухо льёшь.
– Нагородила семь вёрст до небес и все лесом, – не пожелал отступать отец. – Брехать – не пахать: сбрехнула да отдохнула. Хоть бы сообразила своим куриным мозгом, что люди про нас подумают после твоего словесного невоздержания. Уцытни уже!
…Наконец дело дошло до обсуждения предстоявших затрат на свадьбу. Своей баснословной величиной они никого не удовлетворяли, но, как бы там ни было, решили поступить по справедливости: бремя денежных расходов обе стороны согласились разделить пополам.
Немного поговорили о международной обстановке, о нескончаемом кризисе в стране и – как нынче принято в любой компании – поужасались ценами на базаре.
После очередного тоста батя, опрокинув содержимое рюмки себе в горло, вдумчиво подёргал кадыком – и, откинувшись на спинку стула, вдруг предложил:
– А давайте споём!
Согласия компании ему не требовалось. Он тотчас заорал первое пришедшее на ум:
Розпрягайте, хлопцi, коней,
Тай лягайте спочивать,
А я пiду в сад зелений,
В сад – криниченьку копать.
Чуб – без особого желания, просто из чувства семейной солидарности – подтянул припев:
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В са-а-аду ягоду рвала…
Но ни гости, ни даже его собственная мать не пожелали приплюсовать свои голоса к суммарному хоровому звучанию. И Чуб, сконфузившись, не пошёл далее припева. Отец же настырно тянул песню до середины, после