стояла перед ним, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги. Она держалась обеими руками за дверную ручку и говорила Чубу бодрые слова своей любви, отчего бушевавшее в нём пламя разгоралось всё сильнее.
Под ритмичными толчками двух молодых тел навстречу друг другу дверь вздрагивала и слегка постукивала о косяк. Поначалу Чуб старался контролировать себя и двигался не очень размашисто, чтобы не производить лишнего шума. Однако вскоре соображения осторожности для него утратили значение. Возможно, старики что-нибудь и слышали, но чёрт с ними, ему уже было всё едино. Чуб словно превратился в сказочное животное, торопящееся получить последнее удовольствие перед смертью. Он перестал различать посторонние звуки, и окружающий мир в его умозрительном наклоне лишился своих красок. Остались лишь два учащённых дыхания и соблазнительно упругий зад, раскачивавшийся впереди.
О, держась за этот пышный белый зад, разве можно думать о чём-либо ещё и желать чего-то иного, кроме как убыстрять и убыстрять свои движения в неукротимом стремлении излиться, извергнуться, освободиться от переполняющей тебя энергии? Ай да Чуб, ай да супермен, вот о такой жизни ты и мечтал на протяжении всей утомительно-долгоиграющей армейской службы, поглядели бы сейчас на тебя мужики из твоего бывшего взвода – наверняка лопнули б от зависти, вот это порнуха, ёшкин потрох, вот это настоящая житуха!
Такова была последняя мысль Чуба перед тем как волна не умещавшегося в словесных понятиях удовольствия захлестнула его – накрыла с головой и повлекла в пучину радостных пузырей ума и горячих брызг всего мира.
***
По-видимому, их отлучка в спальню оказалась не очень продолжительной. Поскольку когда они – запыхавшиеся и раскрасневшиеся – вернулись к столу, родители с неугасшей увлечённостью продолжали прежний спор, даже, наверное, не заметив их отсутствия:
– …Насчёт Запада я не согласен с шапкозакидательством и очернением, – рассуждал Василий Поликарпович. – Наши политики высасывают из пальцев разные прогнозы типа: «через полгода американские облигации достигнут критической массы». Или приводят примеры о том, как очередной полицейский застрелил чернокожего наркомана, который не захотел вывернуть перед ним карманы по первому требованию. Подумаешь, застрелил, ну что тут такого невероятного? Подобное в любом государстве случается. А бездуховность и эксплуатация трудящихся – она во всём мире одинаковая.
– Вот-вот, бездуховность и эксплуатация сейчас бушуют, мать её в дышло! – перебил его отец Чуба, присвистывая утомлёнными от спёртого воздуха лёгкими. – Не то что раньше. Мы-то не так жили, как на Западе, а сейчас – так! Люди аж расползаются мыслями в разные стороны от жадности. Загребать норовят без малейшего чувства меры. А что не могут распихать по своим карманам, то пускают по ветру. Больно много поблажек народу, а от поблажек ворьё и плодится. Конечно, так большинство людей устроено: