выглянул из-за её плеча и состроил умное лицо. После чего долго с удивлением смеялся над своим отражением, словно ничего подобного в жизни не видывал. Машка необидчиво шмякнула его по носу какой-то напудренной хреновиной и, не остановившись на этом, поставила ему губной помадой жирную черту поперёк лба. Затем тоже стала смеяться. А Чуб, ощутив внезапное притяжение, потащил её за руку в спальню, чтобы успеть получить супружеское удовольствие – приговаривая:
– В последний раз перед свадьбой. И не спорь, а то вдруг ты мне перестала подходить, а? Вдруг я ещё передумаю? Давай-давай, хватит упираться, идём, пока никто не видит!
В общем, проявил непреклонность характера, понимая, что в такой день отказа ему быть не может.
***
Родители Марии, сдержав свою угрозу, на мероприятие не явились.
Во всём остальном день был ясным и солнечным. В доме собралась неправдоподобная толпа родичей и разноудалённых соседей, друзей-товарищей и просто знакомых. О некоторых из гостей молодожёны и слыхом не слыхивали, но те выказывали такую бурную радость, что разбираться ни с кем не хотелось, да и приготовлений был полон рот, особенно у женщин. Батя тоже что-то невнятно хлопотал, с руководящим выражением на лице путался под ногами у приподнято-взволнованных баб, которые беззлобно, с хиханьками да хаханьками попинывали его, ни на секунду не прекращая деловитого снования по хате с кастрюлями, плошками, графинами и столовыми приборами. Один Чуб, не выносивший суеты и заранее желавший, чтобы этот день поскорее закончился, удалился в огород. И бродил там, среди буйно выпучивавшейся из земли молодой зелени, размышляя о вероятной правильности всего, что получается с людьми само собой, пока его не кликнули ехать в ЗАГС.
В своём новеньком чёрном костюме Чуб взопрел почти как в бане. Тем более что брюки оказались узковаты и поджимали между ног. Но за исключением указанных погрешностей всё в ЗАГСе совершилось максимально быстро и безболезненно. Родичи, друзья, соседи и прочие неизвестно кто, теснясь и перетаптываясь, улыбались друг другу так широко, словно желали наилучшим образом прорекламировать свои железные зубы и вставные челюсти. Чуб попытался было возбудить в себе ощущение торжественности момента, однако ничего даже отдалённо похожего на радостный трепет ему поднять из душевной глубины не удалось. Зато вокруг него общеблагостный градус атмосферы нарастал из-за предвкушения неуклонно приближавшегося свадебного пиршества. Единственная непредвиденная хохма чуть не получилась при фотографировании. Штатный фотограф долго прицеливался запечатлеть брачующихся вместе с сопутствовавшей им компанией, а потом объявил, что фотография не получится радостной, пока из кадра не уберут недоразумение в образе всё время протискивавшейся на передний план насупленной бабки в траурном чёрном платке, которой место в кромешной тьме веков, а не на праздничном мероприятии.
– Это Фёдоровна, – тут же шепнул кто-то знающий на ухо Чубу. – Она здесь себе на жисть подрабатывает, не пропускает ни одной свадьбы. Ить