нас провели в кабинет дежурного следователя, Элеоноре дали ручку, бумагу и предложили написать все, что произошло.
Она писала, роняла на лист слезы, размазывала их и переписывала изложение. На всю процедуру ушел примерно час. Потом Элеонора составляла словесный портрет Никифорова, и я пошла в машину к Бильбо.
Была уже глубокая ночь, когда мы отвезли Элю домой.
– Как ты думаешь, с этим Никифоровым все в порядке? Или его, правда, убили?
– По-моему, это брачный аферист, и только такая дурочка, как Элеонора, может думать, что он ждал ее с дочкой.
– Паш,– я зажмурилась и потрясла головой,– как, брачный аферист? Это же не день и не два продолжалось, она беременная от него.
– А как ты думала? Ему пришлось напрячься, у нее же ничего нет, кроме квартиры. Представляешь, как надо постараться, чтобы она ее продала?
– Вот, квартира и не продавалась поэтому,– поразилась я своей догадке,– это точно, ангел-хранитель пытался ее уберечь!
– Куда ангелу-хранителю против такого беса, – мрачно бросил Егоров.
– Или психа.
– Одно другому не мешает.
– Может, его все-таки убили? – с надеждой спросила я.
– Добрая девочка.
– Мне кажется, хоронить иллюзии страшней, чем человека.
– Вот ты, значит, как? То есть, ты скорее меня похоронишь, чем свои иллюзии?
– Именно.
Егоров бросил руль, наклонился ко мне и поцеловал. Я рассыпалась на мелкие части, а он уже смотрел на дорогу и скалился во весь рот.
– Паш, надо найти водителя автобуса, вдруг он знаком с Никифоровым и знает, где его искать. А если Никифоров убит, то ниточки могут тянуться к водителю автобуса. Ведь больше никто не знал, что он везет деньги.
– Сейчас заедем на вокзал, узнаем расписание и имя водителя.
– Да, давай, заедем.
И мы не поленились с Егоровым, и еще час потратили на то, чтобы заехать на автовокзал в диспетчерскую. Пашка показал удостоверение, и сонная женщина средних лет сказала, что Степаныч у них только один, это Анатолий Степанович Исаков , и я обрадовалась, потому что это был первый результат в деле поиска брачного афериста или убийцы – смотря по обстоятельствам.
…Утром, едва открыв глаза, я вспомнила об Эле и настроение сразу пропало. Пашка уютно сопел, положив на меня ногу. Стоило мне пошевелиться, как нога напрягалась. Минут двадцать я терпела, потом позвала:
– Паш, а Паш?
Он замычал в ответ:
– У?
– Давай Элю пустим к тебе в дом. Пусть с девочкой поживут, пока найдут подходящее недорогое жилье.
– Дело говоришь, пусть поживет,– сонно отозвался Егоров и тесней прижался ко мне. Я благодарно поцеловала его в заросшую щетиной щеку.
– И все?
– Хватит, хорошего понемножку.
И я попыталась выбраться из постели, Пашка обнял еще крепче. Бильбо завозился в своем углу.
– Егоров, – предупредила я, – не отпустишь, сам за Бильбо будешь убирать.
– Мою собаку зовут Рой. Я буду за своей собакой убирать, а ты за своей.
– Вставай, потому что твой Рой сейчас нагадит.
– Рой