службы, проводила много времени на улице. А может быть, снег той зимы запомнился мне потому, что я видела его в таком количестве в последний раз в жизни. Это была зима накануне моего отъезда в Израиль.
Дела шли плохо. Из конторы, где я занимала должность младшего инженера-программиста, меня выгнали, и все попытки устроиться в другое место были тщетными. Меня преследовал злой рок, который, впрочем, имел не мистическую, а вполне материальную природу. Примерно так же обстояли дела и у многих моих друзей, стремившихся уехать в Израиль. Выезд из страны был наглухо закрыт – в ОВИРе у меня даже не приняли документов.
Я работала воспитательницей в нелегальном садике, в который ходили дети «отказников» – тех, кто не мог получить разрешение на выезд. Контингент воспитанников у меня подобрался хоть куда. Во-первых, они были бесстрашными – когда в квартиру, которую снимал наш садик, явились сотрудники КГБ, дети вели себя безупречно, и никакого компромата властям получить не удалось. Во-вторых, они рисовали чудесные рисунки к еврейским праздникам со всеми необходимыми атрибутами, и вообще, стоило в их руки попасть белому листу бумаги, они заполняли его своей мечтой – израильскими самолетами с магендавидами на крыльях и морскими пейзажами. В-третьих, они пели песни…
Вот пели они не всегда кстати. Конечно, трудно было требовать от детей в возрасте от четырех до шести лет адекватной оценки невеселой действительности, в которой они жили. Поэтому, когда однажды на прогулке они ощутили потребность выразить свое мироощущение посредством громкого пения, мне пришлось растерянно слушать, – нечем было обосновать им, почему они должны замолчать… Да и действительно, почему?
Запевал Рувик. Песня лилась во всю мощь детских легких, и на четвертой строчке ее подхватили остальные мои воспитанники:
«Мы выходим на рассвете,
из пустыни дует ветер,
поднимая тучи пыли до небес.
Позади страна родная,
впереди пески Синая,
на груди мой автомат наперевес…»
Представили? Двадцать лет назад, московский двор. На скамейке – я, рядом лазают по деревянным домикам шестеро детей с еврейской внешностью. И во весь голос распевают ТАКОЕ…
Чтобы долго не находиться на одном и том же месте под подозрительным взглядами гуляющих мамаш, я время от времени собирала детей и вела их в соседние дворы, где мы еще не успели примелькаться. Однажды оттуда увязались за нами местные пацанчики, нашедшие общий язык с моими подопечными. Я немного испугалась, когда увидела, что они играют вместе, но потом решила, что ничего страшного не происходит. Ну, расскажут здешние дети дома мамам, что играли с целой группой странных приятелей… Ну, даже сообразит кто-то, что мы – евреи, и не случайно так много еврейских детей собралось в одном месте. Ну и что? Из КГБ к нам уже приходили, терять нечего. Пусть играют, надоела конспирация.
И все же я насторожилась, услышав диалог Рувика с местным мальчиком Митей:
– Давайте