у кровати. Поначалу подарки подбрасывали только на день Святого Николая (Санта Клауса), затем эта традиция распространилась и на Рождество, и на Новый Год.
«O anima che tanto ben favelle,
dimmi chi fosti“, dissi, „e perché sola
tu queste degne lode rinovelle. [36]
Non fia sanza mercé la tua parola,
s’io ritorno a compiér lo cammin corto
di quella vita ch’al termine vola». [39]
«Дух, вспомянувший столько доброты! —
Сказал я. – Кем ты был? И неужели
Хваленья здесь возносишь только ты? [36]
Я буду помнить о твоем уделе,
Когда вернусь короткий путь кончать,
Которым жизнь летит к последней цели». [39]
Поэт, определив говорящего, подходит к нему и спрашивает: кем он был в жизни и неужели он один только возносит здесь хваленья, обещая помнить о нём на земле.
Ed elli: «Io ti dirò, non per conforto
ch’io attenda di là, ma perché tanta
grazia in te luce prima che sie morto. [42]
Io fui radice de la mala pianta
che la terra cristiana tutta aduggia,
sì che buon frutto rado se ne schianta. [45]
Ma se Doagio, Lilla, Guanto e Bruggia
potesser, tosto ne saria vendetta
e io la cheggio a lui che tutto giuggia. [48]
Chiamato fui di là Ugo Ciappetta;
di me son nati i Filippi e i Luigi
per cui novellamente è Francia retta. [51]
Figliuol fu» io d’un beccaio di Parigi:
quando li regi antichi venner meno
tutti, fuor ch’un renduto in panni bigi, [54]
trova’mi stretto ne le mani il freno
del governo del regno, e tanta possa
di nuovo acquisto, e sì d’amici pieno, [57]
И он: «Скажу про все, хотя мне ждать
Оттуда нечего; но без сравненья
В тебе, живом, сияет благодать. [42]
Я корнем был зловредного растенья,
Наведшего на божью землю мрак,
Такой, что в ней неплодье запустенья. [45]
Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак
Могли, то месть была б уже свершенной;
И я молюсь, чтобы случилось так. [48]
Я был Гугон, Капетом нареченный,
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рожденный. [51]
Родитель мой в Париже был мясник;
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык [54]
Облекся в серое, уже сжимала
Моя рука бразды державных сил
И мне земель, да и друзей достало, [57]
Вот речь о Франции и начинается. Тень говорит, что ему ждать оттуда, с Земли, уже нечего; благословляя Данте, просит рассказать о нём потомкам. Он был корнем зловредного растенья, которое могли вырвать Гвант (Гент), Лиль (Лилль), Бруджа (Брюгге) и Дуак (Дуэ) – главные города Фландрии. Тень молит о возмездии своему роду, который навёл на Божью землю мрак неплодия и запустения. Тень представляется Гугоном, нареченным Капетом, давшим Франции много владык по именам Филипп и Людовик.
Уходить вглубь времён, куда «историки» помещают Капета и «капетингов» нет никакого резона. Достаточно вспомнить, что во время Великой Французской революции, король Людовик XVI предстал перед трибуналом, как «гражданин Капет». Династия называлась Бурбоны, но я считаю, у судей трибунала были все основания называть их