внимания на губинскую трескотню. Лицо его в полутьме казалось Василию посеревшим, и какой-то невообразимой грустью веяло от того лица.
Неуютно стало Губину, и затараторил он еще чаще:
– Мария его в эту школу пристроила. Разведенка она, муж ее бывший в пятом доме живет, Иосифом зовут. Не то грузин, не то еврей, но мужик нормальный. Раньше плотничал у нас в конторе. Его так и прозвали: Оська-плотник. Теперь поднялся, магазин мебельный держит, я им трубы тянул… Чего развелись – не поймешь. То ли она от него ушла, то ли – он от нее. А кто говорит, что ребенок вроде как не его, а непонятно чей. Много разного болтают. Языками-то чесать все горазды. Но они – Оська с Марией – не собачатся. Я слышал, он денег на школу дает, и вооще… Мария-то сама баба не здешняя, из Пскова она, и Даниил у них, стало быть, полукровка выходит. Хороший такой пацаненок, воспитанный – всего раз меня в магазине у отца видел, а как встретит, здоровается… Вон он, кажись, в окошке. Там, сбоку.
Но не слушал Василия Гавриил, молча глядел в темный двор, откуда доносилась тихая мелодия, напоминавшая пение птицы.
Постоял рядом с ним Василий и почувствовал, что начинает его клонить в сон.
Шебутной денек ему выдался. Как только башка выдержала? Измочалился он вконец и об одном теперь мечтал – залечь на койку, вырубиться.
Тронул Губин архангела за плечо и тихо спросил:
– Гаврюш, может, спать пойдем? У меня в шкафу матрац есть. Я бы постелил тебе… А хочешь, на койку ляг.
Снова ничего не ответил архангел. Только стоял, опершись о подоконник, и смотрел во тьму.
– Может, ты вообще не спишь? – осенило Василия. – Ты только скажи мне. Как там у вас – спят? Или как?
Гавриил лишь пожал плечами: «Ложись, – сказал. – Я здесь постою». И снова в окно уставился.
Побрел Василий к своей тахте, присел на край, снял ботинки, стянул рубаху, штаны и бухнулся головой на подушку.
Провалился, как в омут.
И последним звуком, что слышал он, был тонкий, летящий над двором его, над домом его, над мусорными баками и сломанными скамейками, над обшарпанными стенами и покосившимися столбами, куда-то туда, к черному небу, затихающий голос флейты…
II
И вот представьте себе, что снится вам сон. И не сон даже, а натуральный кошмар. Снится вам, что гонится за вами, допустим, в джунглях какой-нибудь голодный лев. Или того страшнее – какой-нибудь саблезубый тигр. И пусть в жизни не видели вы саблезубого тигра, лишь название такое слышали, но что с того? (Вы же и голодного льва не видели. Разве что сытого – в цирке.)
Так вот, несется он за вами, рычит за спиной, потом делает прыжок, готовясь вонзить вам в спину когти свои и сабли. Падаете вы, уткнувшись лицом в какое-то болото – влажное, душное (это подушка у вас от пота мокрая), – и ждете неминуемого конца…
Но на том кошмар ваш не кончается.
Только собрались вы проститься с жизнью, как зверюга эта ужасная, стоя над вашим телом, переворачивает его лапой и замирает, дыша вам в лицо. Чуть живой от страха, открываете вы глаза (во сне, естественно, открываете)