по радио (которое в лаборатории не выключали, боясь пропустить интересные передачи), что наступила новая эра.
В принципе, тут не было ничего сверхъестественного. Такие эры объявлялись раз в пять лет и были связаны с очередными съездами партии. Жизнь после этого существенно не менялась. (Да и несущественно тоже.) Неудобство заключалось лишь в одном. Приходилось в первой строчке каждого годового отчета – после слов: «В соответствии с решениями исторического…» – писать новый порядковый номер съезда и добавлять пару строк о новом, еще более прогрессивном курсе.
Анатолию Петровичу к переменам в политической жизни страны было не привыкать. Раннее детство его прошло при Первом секретаре ЦК КПСС, разоблачившем культ личности предыдущего правителя. Знал Ищенко о нем немного, в основном о его увлечении кукурузой, которую тот велел сажать от южных границ до северных. Однако испытывал к нему некоторую симпатию. Ведь именно при нем кибернетика перестала быть лженаукой, а стала передовым краем борьбы за технический прогресс. Естественно, под руководством партии и лично Первого секретаря.
Когда Ищенко немного подрос, выяснилось, что руководство Первого секретаря было неправильным, а сам он оказался волюнтаристом. (Что означает это слово, Анатолий Петрович понял не сразу – пришлось лезть в словарь.)
После этого Ищенко пережил еще одну новую эру и еще одного партийного руководителя. Хотя в чем заключалось его руководство, было не до конца ясно. Кукурузу не сеял, никаких резких движений не предпринимал, а тихо сидел в своем кресле, периодически награждая себя всяческими орденами.
Когда новый руководитель, простояв (точнее просидев) на своем посту чуть ли не двадцать лет, отошел в мир иной, Анатолий Петрович ожидал, что его сменит еще более безобидный. Это логично продолжило бы генеральную линию партии.
Однако на сей раз новая эра стала развиваться не совсем обычно.
В стране объявили демократию. Правильно именуемую, как выяснилось, «демократизация». Вдобавок объявлялась «гласность», но не раскрывалось, что сие означает.
При всем внешнем миролюбии Анатолий Петрович был человеком прогрессивных взглядов. Глубоко в душе (очень глубоко) он давно жаждал перемен. В ящике комода, предназначенном для постельного белья (очень глубоко в ящике), он держал книгу, за которую, случись что, ему бы не поздоровилось. Но он держал ее там! Он даже читал ее, задернув шторы и включив на всякий случай воду в ванной.
Он не был согласен с системой! Не то чтобы целиком не согласен, но в отдельных моментах. И даже не то чтобы в отдельных, а во многих. А потому радостно приветствовал ростки демократии.
Но тут начались сюрпризы.
Сначала всем официально предписали «ускориться». (Как именно ускоряться, насколько и по сравнению с чем – не сказали.)
Анатолий Петрович резонно рассудил, что для их института это означало ускорить работу компьютеров. Или хотя бы сделать вид, что ее можно ускорить.
Такая постановка вопроса его