незнакомец басом, чуть размыкая узкие губы. Лицо его оставалось неподвижным, будто вырезанным из белого камня.
– Я-то? – Василий ощутил холодную пустоту внутри живота.
– Ты-то.
– Дык я… Я чего? Ну, это… Ну, Вася.
Бородатый гость, продолжая сверлить его немигающим взглядом, спросил:
– Где?
– Чего где? – Василий постепенно начал приходить в себя, хотя мозг его еще слабо повиновался ему.
– Где я?
– Ты-то? – окончательно возвращаясь к жизни, уточнил сантехник. – Здесь ты. Где ж еще, блин?
Человек в рубище медленно оглядел комнату. Он слегка пошевелил рукой, отвел ее за спину и неожиданно извлек оттуда странный предмет, показавшийся Василию чем-то вроде фановой трубы. Но труба эта была почему-то медной и до блеска надраенной.
Приглядевшись, Василий понял, что труба явно не фановая. Была она тоньше фановой, заканчиваясь короткой дудкой, а нижняя часть представляла собой блестящий раструб – как у той штуковины, что видел он когда-то в полковом оркестре, и что называлась, вроде, тромбоном. Только у той имелись еще какие-то загогулины, а эта была прямой.
– И придет час… И воспоют трубы… – изрек непрошеный гость, снова заставив Василия вздрогнуть.
– Да чего ты?.. – пробормотал Губин, зачем-то озираясь. – Ты чего?..
Угрюмый гость молчал.
– Ты с какой квартиры? – Голос Василия прозвучал тихо и робко, а нутро его, пересохшее нутро его опять тоскливо съежилось.
Гость и на сей раз ничего не ответил. Серый балахон маячил перед сантехником, словно наброшенный на каменное изваяние. И несло от грубых складок чем-то приторно сладким.
Паршиво всё это было. Ох, паршиво.
Истомленный губинский мозг напрягся, пытаясь осмыслить происходящее. И, напрягшись, родил догадку.
Вспомнил Василий, что дня два назад, сидя во дворе на скамейке, слышал он краем уха разговор. Вели тот разговор две бабки из пятого подъезда. Одна – толстая, скандальная (шестой этаж, унитаз с косым выпуском, манжета дохлая), а вторая – сухонькая тихоня (прокладка в смесителе).
И вспомнился из того разговора кусок, где речь шла о каком-то их соседе и о его приятеле. А может, о родственнике. Тот вроде бы приехал к соседу в гости и оказался вроде бы полным психом.
Говорили бабки, что псих этот вечно шумит, буянит и покоя старухам не дает.
«Он это. Он!» – подсказал Василию его проснувшийся мозг.
И хотя мысль эта и показалась ему здравой, но что-то в глубине души не позволяло принять эту здравую мысль.
Не походил гость на психа. Чем-то не походил.
Между тем изваяние в робе зашевелилось, сделало шаг и вплотную приблизилось к сидевшему на стуле сантехнику.
Василий поджал ноги, а хлипкий стул под ним издал жалобный скрип.
– Покайтесь!.. Покайтесь, грешные!.. Близок день! – прозвучало над головой и отскочило эхом от желтых полинялых обоев.
Захотел было Губин встать со стула, но не смог. Тогда сомкнул он дрожавшие коленки и с великим трудом выдавил из себя:
– Ну,