наглой ухмылкой.
– Ну что, Мань – повысились твои акции, а? Среди местного бабья, а? Так как, Мань, все удачно прошло – как я понял? Хоть какая польза от меня – согласись, Мань?
Маня не ответила, достойно промолчала – плюнула только про себя в досаде. Этот чертов «роскошный мужик», по выражению абсолютно сомлевшей от него Верки, этот нахал, проще говоря, висевший у нее, у Мани, на шее уже второй месяц – действительно все просекал… даже такие «нюансы».
… Надо же!.. Просто куманек какой-то… тьфу!..
Просекал, размазывал и наслаждался произведенным эффектом.
Издевался.
Вел себя из рук вон, гнусно – на грани отвратительного. Во-первых, при Верке снова затянул свою пошлую, невыносимую и нестерпимую песню про мясо и бутылку. А во-вторых… во-вторых, с Веркой вовсю кокетничал, стрелял по ней глазами. «Впечатление производил», словом.
И преуспел.
Маня внезапно обозлилась.
Нет, ну сволочь… просто!..
Верка права.
Жеребец. Кобель.
И даже не считает нужным это скрывать.
Наоборот. Всячески выпячивает. Помавает, как флагом – зазывно.
Верку – беременную!.. – и ту разогрел и завел. Замужнюю, между прочим. Гарцевал перед ней. Стати свои удалые вовсю демонстрировал, бицепсами поигрывал, развалившись на стуле, позы роскошные принимал, то одним, то другим своим борцовским плечом на стуле откидывался. Воображал. А сам – слюни пускал. Маслеными глазками все на Верку пялился – как мартовский кот – и хмыкал блудливо. Маня прекрасно видела.
Раздраженно, почти ненавистно, Маня покосилась на Лешу.
Да. Здоровый кабан – дедок-хирург был прав. Здоровее не бывает. На «больного» уже – никак не тянет. То есть, абсолютно. Все на нем давно зажило – как на той самой надоевшей собаке.
Домой ему пора – вот что. Зажился здесь у нее… почему-то – не к добру.
Маня на глазах мрачнела и, поджав губы, начала, демонстративно молча, убирать со стола остатки чаепития, упрямо стараясь «противостоять» и не глядеть в сторону «роскошно» развалившегося на стуле Леши с его широченными плечами и проклятой блескучей голдой, золотом перекатывающейся с мощной загорелой шеи на не менее мощную и загорелую, чуть влажную грудь, в широко распахнутом вороте тенниски. И не видеть бугры мышц на его мужских лапах с выпирающим веревками вен, и еще – не видеть слегка уже отросшего серого ежика, а главное – смеющихся наглых серых глаз, в упор ее разглядывающих.
Да. Практика показала – Маня, несмотря на свои несчастья, была все-таки тоже живой человек. Женщина, как ни крути. И определенные вещи на нее, к сожалению – помимо ее воли, видит Бог!.. – действовали безотказно.
… Особенно, если настырно торчать перед глазами, назойливо мелькать туда-сюда и постоянно приставать с идиотскими разговорами!..
Хотя странно.
…Мало ли здоровых плечистых мужиков повидала 30-летняя Маня на своем веку! Вот хоть на здешнем пруду их – «пруд пруди». Целыми компаниями, «гроздьями» там рассыпаны, когда ни приди. И все как один – со своими джипами,