с едким запахом, как у китайских «последователей».
С учётом того, что нержавейки тогда в обиходе, за исключением ложек-вилок, практически не было, чайник за 8 руб. составлял гордость каждой уфимской кухни, выглядел как импортный.
Какова была его себестоимость – одним экономистам завода и Госплану известно.
Никто не знает его историю подробней? Был ли он известен за пределами БАССР?
УРОК №8
Мои караидельские бригантины
До самого конца советской Башкирии по её рекам сплавляли лес – плотами, пучками, прицепленными к «речным толкачам» толстыми, усатыми боковыми тросами. РТшки2 должны были толкать своими «бивнями» баржи с песком, но к ним цепляли срубленные в верховьях Караидели тополя, берёзы, сосны и дубки. Это называлось «молевым сплавом», который был отменён вместе со страной и моим детством-юностью из-за неэкономичного топляка.
Не могу не написать о том, что и я стал причастен в детстве к этой отрасли, поскольку там, в верховьях Уфимки, работал мой дядя Рифкат Багаутдинов, лесорубом. С 1985-го по 1987-й слова «Магинский», «Озерки», «Новомуллакаево» в нашем доме звучали постоянно.
Лес, заработанный и отобранный молодыми деревенскими парнями (дядя мой 1959 года рождения, двадцать восемь лет ему было, получается), им нужен был для постройки дома.
Корабельные сосны метров по двенадцать доставлялись в места проживания лесорубов рекой, в пучках, скреплённых боковыми тросами в огромные плоты.
Право на их вырубку зарабатывалось адским трудом на лесоповале. Но то был шанс для деревенского парня без денег за три-четыре года построить дом у себя в деревне, а дом добротный поднять тогда стоило десять-четырнадцать тысяч советских рублей при зарплате (хорошей!) сто двадцать. Два года зарабатываешь лес (и на сруб, и на доски, и на продажу), и два года строишь.
Летом, в июне 1987 года, я сплавлялся с дядей и его компаньонами-лесорубами в составе стосемнадцатиметрового «кооперативного» (не от слова «кооператив», а от слова «кооперация») плота, вернее, «хлыста», который следовал от Озерков до Кушнаренково, огибая Уфу.
Примкнул к ним на Павловке. Прилетев в Караидель на Ан-2 за 7 руб. 80 коп. по комсомольскому билету вместо паспорта, догнал на «Заре» по реке. Предварительно сделал прививку от клещевого энцефалита – это было жёстким условием моего допуска в мир лесорубов.
Мы цеплялись к «государственным хлыстам», которые вели РТшки.
«Попутку» приходилось ждать дня по два-три. Жуковатые монополисты-речники брали рублей триста-четыреста за каждый отрезок (Верховья – Павловка, Павловка – Уфа, Уфа – Кушнаренково) и норовили сбросить нас, якобы опасаясь речной инспекции. Так они один раз и поступили где-то на подходах к Уфе, не уведомив нас предварительно. Команда корила «переговорщика», который им дал предоплату. Он, меряя всех по своей добросовестной советской мерке,