Но тебе незачем хоронить себя заживо, тем более сейчас, когда сам Господь посылает тебе шанс начать все с начала! Сеньор Салафия согласился ждать неделю, пока ты… поправишься. Он тебя уже пригласил. Бросай это все! Езжай на побережье! Ты сам сказал: эта работа займет не меньше трех месяцев, а может, и больше. По крайней мере, не надо будет думать о хлебе насущном и крыше над головой. А там…
Он неопределенно махнул рукой, но благоразумно не стал продолжать свою мысль. Несси его понимала. Она бы тоже не рискнула делать благоприятный прогноз.
– А там?.. – эхом откликнулся кукольник. – А там – что? Как ты не понимаешь, Эрнесто! Я не могу уехать! Не могу бросить ее здесь! Как она будет без меня? Одна…
Его друг посмотрел на него с опаской, бросил неприязненный взгляд на куклу и осторожно спросил:
– Ты же это не всерьез? Умоляю, скажи, что нет, или я решу, что ты совсем спятил…
– А хоть бы и так! – оскалился Федерико, нехорошо блеснув глазами. – Хоть бы и так! Но я клянусь тебе, Эрнесто, попомни мои слова! Она скоро оживет! Оживет, да! И я дождусь, даже если мне придется умирать от голода рядом с ней, я дождусь!
– Да ты что о себе возомнил! – не выдержал Эрнесто, подступая к нему на шаг. – Вообразил себя Пигмалионом? Это всего лишь кукла, Федерико! Красивая, совершенная, да. Пожалуй, самое гениальное из твоих творений, и издалека ее действительно можно принять за живую женщину. Но она – кукла!
– Она не кукла!!! – взревел безумный мастер, в стремительной ярости вскакивая на ноги. И Несси была уверена: сейчас он бросится на своего друга, который, однако, не отступил, и собирался дать отпор. Но Федерико внезапно остановился, будто кто-то дернул его за веревку. И застыл, покачиваясь. – Не называй ее куклой, – прохрипел он, глядя другу в глаза, а потом вдруг снова впал в возбуждение и схватил Эрнесто за руку: – Я тебе покажу, пойдем! Идем же!
– Куда? – устало спросил тот
– Увидишь, увидишь! – отмахнулся хозяин дома, настойчиво увлекая гостя в сторону двери.
Эрнесто вздохнул и пошел за ним. Несси едва успела отойти в сторону. И как только мужчины вышли – сразу же бросилась следом. Федерико привел их во внутренний дворик. Патио, кажется, так это у них называется. Наверное, раньше здесь было мило, и навес, увитый виноградной лозой, давал прохладную тень в самые жаркие часы. Но сейчас дворик зарос и был захламлен так же, как и все остальное. В дальнем конце патио стоял мраморный столик – возможно, единственный предмет мебели, который уцелел в этом хаосе – с глубокой бронзовой чашей в центре и четырьмя блюдцами по углам, заполненными углями и пеплом.
– Вот, смотри, смотри! – закричал Федерико, в лихорадочном возбуждении тыкая пальцем в столик.
– И что это? – спросил Эрнесто без особого интереса.
– А-а-а-а, это, друг мой, жертвенник!
– Это – что?!
Темноволосый каталонец, кажется, не поверил своим ушам. Но кукольник