Луиджи посмотрел в ствол и нажал на спуск…
– Да проснись ты, соня! – Нинель, что есть силы, трясла меня за плечо. – Босс на горизонте!
В коридоре раздались твердые, уверенные шаги. Я едва успел вскочить. Распахнулась дверь и в лаборатории появился Ольсен.
Шеф сиял, лучился счастьем, у него был довольный вид человека, который исполнил свое предназначение в жизни. Впрочем, говорил он сдержанно и спокойно:
– Статья – бомба. Мы дополнительно допечатали два тиража. Рейтинг газеты вырос на пять пунктов. Публика любит жареное. Что ж, вы заслужили премию, – босс положил на стол две купюры по пятьдесят долларов и продолжил: – Питер, можешь идти домой. На сегодня ты свободен.
Нинель бросила в мою сторону умоляющий взгляд. Я не смог оставить ее без поддержки:
– Да мне и делать-то дома нечего, – ответил я на предложение босса.
– Как знаешь. Понадобится выходной – свистни.
Ольсен оставил нас. Часы показывали время обеденного перерыва. Мы с Нинель оделись и вышли на улицу.
Дождь усилился. По асфальту с шумом бежали целые реки – мутные, грязные, все в пятнах радужной бензиновой пленки. Порывы ветра задували струи воды прямо в лицо. Она проникала сквозь плотно застегнутый плащ и, как это ни удивительно, оказалась мокрой. Даже в такую противную минуту я нашел возможность мысленно пошутить.
Утираясь и проклиная погоду, мы добежали до кафе. Как и вчера, я расплатился за себя и за Нинель. Журналистка в знак благодарности положила накрыла мою руку своей ладонью.
Вилка еще не коснулась котлеты, когда к нам без спроса подсел Персиваль Фелпс. Фотограф, пригнув голову, ел нас глазами. В его взгляде застыла нескрываемая зависть.
– Думаешь, один раз повезло, и ты теперь круче всех?
– И в мыслях не было, – спокойно ответил я.
– Ну-ну. Все так говорят. Лучше не стой у меня на пути. Раздавлю, как муху. Рассчитываешь, что, босс тебя прикроет, если что? Не надейся. Он выжмет из тебя все и выбросит.
Я не стал задавать избитый вопрос: «Это угроза?» Просто сказал:
– Понятно. Последнее китайское предупреждение.
– Рад, что мы с вами на одной волне. Разрешите откланяться, – Фелпс вдруг стал вежливым. Он встал и пересел за другой столик – самый дальний, в углу. «Выскочка» – услышал я единственное слово в свой адрес.
– Перси – славный парень, но самолюбие у него раздуто, как оболочка дирижабля «Шенандоа», – рассеянно произнесла Нинель, прикончив кофе с пирожным. – Как-то раз он, единственный из всей редакции, меня выручил. Одолжил денег. Я тогда не рассчитала – купила новые туфли… Да, ему нравится творить добро, помогать голодным и страждущим. Но если кому-то сопутствует удача, наш Перси съест его живьем. Вместе с собой, разумеется.
– А как же босс? Он, по-моему, успешнее.
– К шефу Перси относится спокойно. Кто знает, что у него в голове? Может, какая-то сложная иерархия?
Мы оставили пустые тарелки на столе, и вышли в дождь и слякоть. Теперь ветер дул в спину и