маме, сделав глоток любимого чая. И ты обязательно встретишь кого-нибудь, кто скажет тебе об этом. Это будет обязательно злой человек, и он будет очень внимательно смотреть на твое лицо. И тогда ты должна быть готова. Во всеоружии. Ты должна будешь улыбнуться и сказать что-нибудь типа: «Да, он очень хороший мальчик». Хоть это и неправда.
А может случиться и так, что ты встретишь нас, когда мы будем идти вдвоем, и тогда ты должна быть строга и немного раздосадована от того, что ваше знакомство оказалось случайным, а не так, как тому подобает быть. Ты не должна удивляться, и, хуже того, смущаться. Ты должна смотреть в его лицо, а не на костыль и неестественно ступающую ногу. Это не ради него, поверь мне, убеждала она маму и заодно себя. Я знаю, ты умеешь быть на высоте, и Полина снова вспомнила маму, стоящей у большого экрана. Я просто даю тебе время…
***
– А заводы? Ни одного ведь завода не осталось! – доказывал дедуня телевизору, когда Полина входила в гостиную.
Она остановилась в проеме двери, прижалась плечом к косяку. Смотрела на родное выцветшее, морщинистое лицо.
Дедуня был на войне, думала она о нем, воевал, геройствовал. Был взят в плен. Он не сказал им ни слова, плюнул в лицо вражескому офицеру. За то был убит. Лежал лицом вниз в мелководной реке, не побежденный никем, не предавший Родину. «Мой дед – герой. Мой брони-дед», – в тысячный раз нараспев повторяла Полина. Лежал там, а мимо шли люди с лопатами. Они шли строить все заново, поднимать из пепла страну. И дедуня решил с ними. Задымили заводы – это мой дед с мазутным лицом. Заколосилась рожь на полях – это мой дед на комбайне. Заиграла музыка в клубе, и там мой дед – первый красавец. Но что-то пошло не так с этой большой и цветущей страной. Что-то с ней случилось, и оказалась она не такой большой и не очень, судя по дедуниным возмущениям, цветущей. Например, заводов в ней не осталось. И руководству он не доверяет. Недоволен он им. И только дедуня теперь знает, с кем нужно дружить этой стране, кого ругать, а кого следует бояться. Знает поименно всю ее боевую технику, частенько перечисляет, загибая пальцы, и когда получается кулак, трясет им, говоря, что может и следует, но мы не боимся. Он все время говорит: «Мы». Все время говорит: «Наш».
Полина бы прошла мимо и деду мешать не стала, но…
– А кому нужны эти заводы? Только экологию портить. Пусть китайцы все за нас делают. Плохо, что ли?
Дедуня не верил. Долго с открытым ртом смотрел на внучку. Кто бы другой сказал ему это из телевизора, он бы нашел, что ему ответить, он бы отвечал громко, долго, он бы ему доказал…
Полина уже шла в свою комнату, быстро, чтобы не запомнить вот этих дедуниных глаз, этого раскрытого от удивления рта.
Это он меня укусил, думала Полина, безуспешно пытаясь сглотнуть подступающий к горлу ком.
В комнате задернула шторы, включила гирлянду, которая висела еще с Нового года, упала на кровать. Теперь мама знает то, что знают все, думала Полина, и моя совесть чиста. Знает, что Артем и что на одной ноге. Ей ведь и не нужно знать, что он злой. А еще умный, высокомерный, иногда просто невыносимый…
Полина готовилась к этому разговору, даже отрепетировала