респондент шарахался от камеры и микрофона, как чёрт от ладана.
Если материал получался совсем ни рыба, ни мясо, им вполне могли пожертвовать при составлении выпуска. Или, в лучшем случае, перекинуть готовый сюжет на следующий день. Тогда вероятность его появления в эфире стремилась к нулю. Лёня поехал опрашивать народ уже в третий раз подряд, что было беспрецедентно.
– Как там старик Баранников? – негромко спросила Элеонора.
Это было ее любимое прозвище заместителя гендиректора.
– Волнуется, – ответил Дима. – А ты откуда…
– Элементарно, Ватсон. Он прошел мимо нашего кабинета сразу после тебя, подбрасывая зажигалку перед собой.
Элеонора, не считая педантизма, действительно отличалась редкой наблюдательностью. Общаясь с коллегами, она никак не подчеркивала свою родственную связь с Андреем Константиновичем – даже наоборот, держалась совершенно демократично, хотя без фамильярности. От нагрузки не уклонялась, всегда была готова браться за дополнительные темы. Поблажек ей Ветров не давал, разве что критиковал немного мягче других, аккуратнее подбирая выражения.
Внешность у Элеоноры была не столь яркой, как у Оли Каминской. Светло-русые волосы и брови, прическа под мальчика, серые глаза, тонкие губы. Фигурой она тоже скорее напоминала подростка и ростом была Диме чуть выше плеча (при своих ста восьмидесяти двух сантиметрах он себя великаном не считал). Платья и юбки надевала редко, предпочитая джинсы с рубашками.
Клевцов, в отличие от Лёни Яковлева, не питал особых надежд насчет экономических перспектив. К тридцати годам он не нажил никаких богатств, зато повидал уже не один черный день. Скромные накопления в рублях и валюте помогли продержаться в самые отчаянные моменты, но были проедены дочиста. По этой причине Дима дорожил своим местом на телеканале, и в первый же день счел, что хорошие отношения со старшим редактором лишними не будут.
Имея собственный жизненный и производственный опыт, Элеонора, его ровесница, вряд ли восприняла бы откровенные попытки угодить ей. Что-то подсказывало Диме, что эта линия поведения – неверная. Правильнее всего было держаться с ней так же, как и она с другими сотрудниками: корректно, по-товарищески, периодически позволяя себе необидные шутки, но – не переходя определенную границу. «Старик Баранников» допускался, личность же Андрея Константиновича, как и политика «Города плюс», была табу.
– Эля, слушай, а что с Ветровым? – спросил Дима совсем тихо. – Он за минутные опоздания всех гонял.
– Начальство не опаздывает.
– Я в курсе. Но странно всё равно.
– Василий Иванович продвинулся в расследовании? – в свою очередь поинтересовалась Элеонора.
– Не особо откровенничает, – признался Дима. – Может, с тобой поделится.
– Думаю, сначала с шефом.
Двоюродного брата ведущая называла по имени-отчеству или просто «шеф». Он при всех звал ее исключительно Элеонорой и на «ты». Впрочем, на «вы» Носов к подчиненным совсем никогда не обращался, вероятно, подсознательно