выражение. Латтери телеграфировал из Курмайера, итальянской деревни по ту сторону Монблана:
«Выхожу через перевал Великана и перевал Нантильон».
Перевал Великана был самым обычным и самым легким из переходов. Миновав его, было не трудно спуститься по леднику к отелю «Монтанвер» к Шамони. Но перевал Нантильон – совсем другое дело. Это значило, что после перевала Великана, в двух часах от «Монтанвера», Латтери повернул налево и направился к большой стене отвесных скал, составляющей западный склон долины, через которую ледник Великана стекает вниз; той стене, над которой поднимаются Зуб Акулы, пик Плана, пик Блетьер и другие вершины. Углубление между пиком Блетьер и пиком Грепона называется перевалом Нантильон. Латтери, очевидно, собирался пройти через этот перевал и спуститься на другую сторону большой скалистой стены, в тот ледяной залив против Шамони, который называется ледником Нантильона.
– Когда пришла телеграмма? – спросил Чейн у швейцара.
– Три дня назад.
Озабоченность на лице Чейна сменилась глубокой тревогой. Конечно, Латтери одну ночь провел бы в горах. Весьма возможно, что они застигнуты были ночью на этой скалистой стене на второй день. Никто еще не поднимался на эту скалистую стену, а те немногие, которые спускались с нее, рассказывали об ее трудностях. Но третья ночь – нет! Латтери должен был уже вчера быть в Шамони.
Чейн перевел телеграмму Мишелю Ревалью.
– Перевал Нантильон, – сказал Мишель, покачивая головой, и Чейн увидел в глазах проводника выражение страха. – Возможно, – добавил проводник, – что мосье Латтери все-таки не вышел.
– Он бы тогда телеграфировал.
– Да, согласился Мишель. – И погода была хорошая, туманов не было. Мосье Латтери не мог заблудиться. Конечно, какая-нибудь маленькая неприятность – вытянутая жила – могла задержать его в хижине на перевале Великана. Такие вещи случаются. Следует, пожалуй, телеграфировать в Курмайер.
– Это верно, – сказал Чейн и направился к почтовому отделению, стараясь поверить тому, что говорил Ревалью. Но когда он отправил телеграмму и вышел из почтамта, страх заговорил в нем снова.
– Перевал Нантильон – скверное место, Мишель. Если бы Латтери задержался в хижине, он бы нашел способ нам сообщить. В такую погоду хижины переполнены каждую ночь. Нет, я боюсь этих обрывов на скалистой стене.
Мишель Ревалью медленно проговорил:
– Я тоже, мосье. Скверное место – перевал Нантильон. Очень опасное. Но мосье Латтери всегда чувствовал себя уверенным на скалах. На льду – другое дело, но там – скалы.
– Знаете, Мишель, пойдите, соберите полегоньку партию проводников, – сказал Чейн. – За это время должен прийти ответ из Курмайера.
Чейн медленно прошел обратно в отель. Все радостные ожидания, которые скрашивали ему жизнь в течение двух лет в удушающей жаре Красного моря, обрушились и заменились предчувствием беды. Сначала он ждал в саду отеля. Телеграфист не приходил. Было двенадцать часов.