знаю, я об этом читал, – сказал Чейн. Но это мало его утешило.
Мишель вынул трубку из кармана. На мгновение лицо его осветилось красным блеском. Его возраст сказался при этом и больше поразил Чейна, чем на платформе Шамони. Морщины углубились, старый юмор и живость исчезли, лицо стало неодухотворенной застывшей маской. Спичка погасла.
Чейн стал смотреть вниз. Огни Шамони ярко светили глубоко внизу. Он стал разглядывать их, и они приняли определённую форму. Он приподнялся и, показывая на них одной рукой, сказал испуганным шепотом:
– Мишель, вы это видите? Видите?
Главная улица проходила прямой линией через городок; под прямым углом ее пересекала другая улица, шедшая от церкви за рекой. До этих двух главных улиц огни горели всего ярче, и перед глазами Чейна в глубине долины светился большой золотой крест. Он выделялся все отчетливее, пока Чейн всматривался.
– Вы видите это, Мишель?
– Да. Но это бывает каждый вечер. Те три человека на пике Плана видели этот крест всю ночь. Это не плохая примета. Если вы ищете приметы, есть и лучшая.
Чейн быстро повернулся к Мишелю.
– Когда мы выходили из отеля, – продолжал проводник, – с вами заговорила молодая девушка с очень милым и нежным лицом. Наверное, она сказала что вам будут сопутствовать ее молитвы.
– Нет, Мишель, – ответил Чейн, и хотя было темно, Мишель знал, что он улыбается. – Она не обещала мне своих молитв. Она просто сказала: «Мне так жаль».
Мишель Ревалью помолчал некоторое время, потом заговорил, и в его голосе как будто звучала нотка зависти.
– Что же, и это нечто, мосье. Вы были так одиноки сегодня вечером. Вы вернулись после многих лет, полный надежд и планов, а застали разочарование. Надежды не оправдались, не так ли? Так вот, мосье, я тоже одинокий и при этом старый человек, который уже никак не может избавиться от одиночества. Я скажу вам: хорошо, что есть там внизу эта девушка с нежным и милым лицом, которой жаль вас, которая, может быть, сейчас смотрит наверх из этих огней в ту темноту, где мы стоим.
Но Чейн как будто его не слышал. Мишель, вытряхнув трубку, сказал:
– Лучше ложитесь. Нам предстоит долгий день, – и направился к дому проводников.
Но Чейн не мог заснуть. Надежды и сомнения боролись в нем слишком сильно. В полночь Мишель постучал в его дверь. Чейн встал, надел сапоги и позавтракал. В половине первого спасательная партия вышла в путь, по крутой тропе среди каменного моря, при свете одного фонаря. Было еще темно, когда они подошли к краю ледника. Они сели и стали ждать. На востоке скоро занялась заря, в слабом свете стали видны горы. Мишель задул фонарь, туманные фигуры проводников стали ярче обрисовываться, утро молчаливо встало над миром. Проводники двинулись на ледник и рассеялись по нему в розысках.
– Видите, мосье, сейчас очень мало снега, – сказал Мишель, вырубая ступени во льду.
– Да, но из этого не следует, что он поскользнулся, – горячо возразил