быть, именно этот разговор ещё сильнее взбудоражил Гаухар. Перед ней всё чаще всплывал откуда-то из тумана образ Билала Шангараева. Уж не это ли было главной причиной её волнений? Дней десять тому назад она видела странный сон. Будто Билал ведёт какой-то бурный разговор с Джагфаром. Лицо у Джагфара багровое, он грубит, ругается, возмущённо кричит: «Меня обманули! Разрушили все мои надежды!» Вдруг откуда-то появилась Фаягуль. Прильнув к Джагфару, она что-то шепчет ему на ухо, будто зовёт куда-то. Гаухар не отпускает мужа. А Фаягуль громко и вызывающе хохочет. Джагфар растерянно смотрит то на Гаухар, то на Фаягуль. Глаза его открываются всё шире, притягивают Гаухар…
Может быть, следовало рассказать Шарифу Гильмановичу и об этом сне, и о ревнивых подозрениях, – ведь директор не случайно подвёл свои расспросы почти вплотную к тому, что не давало покоя Гаухар. Нет, слишком тяжелы были бы эти признания. Стыда-то сколько! Если бы Джагфар на самом деле позволил себе непорядочность, а то ведь одни её подозрения. Что мог подумать Шариф Гильманович, выслушав эти признания? Не слишком ли низко пала бы в его глазах Гаухар? Ведь он, должно быть, видит: Гаухар молода, интересна, привлекает внимание мужчин. Да и в самом деле – чем она хуже Джагфара, чтобы так страдать из-за него? Она может идти по жизни с высоко поднятой головой, на зависть всяким Фаягуль, и эта их зависть не унизила бы её, а, пожалуй, ещё больше окрылила.
Так сбивчиво и беспорядочно думала Гаухар, идя по улице. День клонился к вечеру. В этот час ручьи бегут ещё стремительней. Их журчанье и всплески будоражат человека, заставляют чаще биться сердце. Ах, почему бы этим ручьям не унести в своих струях невесёлые думы Гаухар?
Сегодня Джагфар очень поздно вернулся с работы. И не предупредил по телефону, что опоздает. Пришёл заметно выпивши, даже пошатывался. Гаухар поразило это, – за годы их совместной жизни такого ещё не случалось. Если бы дома выпил, ещё как-то терпимо, а то ведь на глазах у соседей шёл и спотыкался.
– Джагфар, где ты был?! Что случилось?! – взволнованно допытывалась Гаухар.
Он пробормотал что-то невнятное, с размаху швырнул шляпу на полку, пальто бросил на спинку стула. Затем прошагал в комнату, вдруг чему-то рассмеялся, плюхнулся на диван и обхватил руками голову.
У Гаухар гнев сменился жалостью. Она подсела к мужу, обняла за плечи.
– Джагфар, выпей чаю. Тебе будет легче. У меня чай крепкий и горячий… Или разденься, ляг, – наверно, голова болит?
Он убрал с плеча руку жены, отодвинулся в сторону. Гаухар взглянула на него удивлённо и обиженно.
– Ты что это, Джагфар?.. Нехорошо ведь так… Правда, ложись-ка, отдохни.
– Нет, ты меня не гони, не гони! – повысив голос, сказал Джагфар. Он посмотрел на жену почти с ненавистью. Лицо у него побледнело, губы скривились. – Отдохни, говоришь? Нет, кончился мой отдых! Крепость разрушена, обращена в пыль, развеяна по ветру.
– Джагфар, ты говоришь бог знает что… Пойдём, я уложу тебя… Не упрямься, дорогой. Ну, выпил немного, в другой раз будешь осторожней. Посмотри, на тебе лица