Приказывает мне Ферат.
– Tamam6, – отвечаю я.
Это слово тут произносят везде и всюду. По мне, так американцы слово OK произносят реже.
Тачка не в порядке. Одно переднее колесо не крутится. Тачку ведёт вправо. Она очень тяжела, и ею невозможно нормально управлять. С меня льётся пот. Всё сложное впереди. Тачку нужно будет каким-то образом докатить на background.
Я задеваю ведёрко с приборами, оно падает с оглушительным звоном. Сотни пар глаз уставились на меня. Ферат равнодушно проходит мимо. Салима помогает собрать то, что разлетелось в радиусе семи-восьми метров. Вокруг много маленьких детей – я рад, что никто не пострадал.
Мою футболку можно выжимать. С трудом довожу проклятую тачку до мойки. Это только первая тачка. Столпотворение ещё не началось. Background сух и почти пуст.
Мне показывают, что и куда разгружать. Большие тарелки прямо, блюдца вправо, takım7 влево. Все три яруса тачки нужно промывать от соусов и мороженого при помощи шланга. Помойное ведро без разрешения разгружать нельзя – там могут затесаться bıçak, çatal8.
За помойными делами в течение нескольких часов наблюдал кто-нибудь из официантов, как правило, курд. Каждый вечер помойным смотрящим назначался Okan – атлетичный и вечно пьяный курд. Он был крайне агрессивен. Эта позиция называлась çöpçü9. На такой пост начальство любило ставить кого-нибудь из авторитетных, кого боятся и киргизы, и курды.
Это был чистого рода популизм. Если çöpçü находил в помоях bıçak, çatal, то начальники выясняли, из какого зала прикатили тачку и кто в этом зале главный garson10. Но в итоге никто никого не наказывал. Всем было не до этого.
В разгар рабочей смены, когда нервы каждого работяги висят на нитке, когда речь идёт о том, будет ли массовая драка между курдами и киргизами – всем: начиная от управляющего отеля и, заканчивая нами, помощниками официантов – было плевать на ножи и вилки, случайно выброшенные в мусорный бак.
Красавец Айкал поменял мне тачку, это сразу почувствовалось – все четыре колеса крутятся идеально, тачка пустая. Я словно лечу.
На Büyük Teras ещё один скандал. Русский мужчина орёт на нашего начальника, мол, почему его суп убрали, пока он отлучался: ты что, слепой? Здесь стоял мой суп, сейчас его нет!
Şükür şef его вежливо успокаивает.
– Слущай, уважаеймый! Нье нужна так са мной разговарьивайть, я нье слепой, – спокойно, на русском языке отвечает ему курд-Шукур с кавказским акцентом.
Русского успокоили.
Проходит минут десять, тачка снова забита. Я еду на background. Снова лавирую среди толпы туристов, стараюсь не сбить детей и не уронить посуду. Мне кажется, из меня вытекло ведро пота.
Background забит под завязку. В коридоре длиною метров десять и шириною в полтора, выстроились киргизы-тачечники – кто-то не успевает разгружать посуду. Всё это – уже за кулисами. То, что там происходит, гости не могут видеть: узкий коридор заполняется водой, киргизы злы друг на друга, на курдов и на весь мир.
– Болгулачы11, зае…ли! – Отчаянно кричит смуглый киргиз.
– Биякта12 пробка, – отвечает ему кто-то равнодушно.
Дело