заметить, господа, что на дороге полностью отсутствует след от торможения колёс. Это говорит о том, что наезд на этого пешехода не был случайным. Кроме того, замечу, что на сорочке покойного остался чёткий отпечаток рисунка протектора шин. Его следует аккуратно вырезать. Зная марку таксомотора, цвет, последние две цифры номера и рисунок протектора шин вы без труда отыщете этот автомобиль.
Господин Саар подозрительно сощурился и, сделав глубокую затяжку, спросил:
– Вы запомнили цвет, номер и марку?
– Не весь номер, – ответил за Ардашева полицейский, – только две последние цифры – 36, марка – «Ситроен».
– Не просто «Ситроен», это была модель «A» (10CV), – уточнил Клим Пантелеевич.
– Интересно, интересно, – пробубнил инспектор и велел: – Что ж, господа свидетели, я всё же прошу вас проехать с нами, чтобы оформить протоколы допросов.
– Пропал день, – вздохнула Варнавская.
– Ничего не поделаешь – убийство, – вымолвил Клим Пантелеевич и распахнул перед дамой дверь «Форда».
– Благодарю вас!
– Не стоит, – усаживаясь рядом, ответил Ардашев.
Инспектор затушил окурок носком туфли, приказал унтер-офицеру дожидаться санитарной кареты и вернулся к авто. Усевшись на переднее сиденье, он хлопнул дверью, и машина тронулась. Она понеслась с такой скоростью, что появись перед ней зазевавшийся пешеход, он определённо бы стал вторым трупом за день.
– Господин Ардашев, вы бывший полицейский? – осведомился сыщик.
– Напротив. Я бывший присяжный поверенный.
– Но раньше служили в полиции?
– Упаси Господь.
– А в Праге чем занимаетесь?
– Я частный детектив.
– В Чехословакию прибыли из России?
– Вы чертовски проницательны.
– А что вас привело в Прагу?
– Длинная история.
– Ничего, я не тороплюсь.
– Простите, сударь, у меня нет желания посвящать вас в перипетии своей судьбы.
– А зря. В противном случае, наша беседа пройдёт в присутствии офицера контрразведки.
– Не возражаю. Жаль будет только времени, потраченного впустую. Я собирался осмотреть достопримечательности Ревеля.
– Таллина! Попрошу правильно именовать столицу нашего государства, – встрял в разговор доктор.
– Как угодно. Я бы напомнил вам последние четыре строчки русского поэта Петра Вяземского. Думаю, в гимназии, вы, должно быть, если не выучили наизусть, то уж точно читали его «Ночь в Ревеле»:
Ревель датский, Ревель шведский,
Ревель русский! – Тот же ты!
И Олай твой молодецкий
Гордо смотрит с высоты.
– Был Ревель, стал Таллин, – пробубнил Саар.
– Пусть так. Только вот немецкие и шведские газеты с этим не церемонятся. У них Ревель остался Ревелем. И все делают вид, что этого не замечают. А впрочем, мне всё равно. Хотите, могу и Колыванью называть.
– Ни в коем случае, милостивый государь! – возмутился врач.
– Отчего