трещит по швам, – усмехнулся Лазарь.
Он зачеркнул «сосед из 14» и прямо под ним записал «отчим». Пустое место, на которое раньше указывала стрелка из «лагеря», теперь заняло слово «жизнь».
– Пока взаимосвязь между лагерем и отчимом остается такой, какой нам ее изобразила Дара, у Яники всегда будет оставаться причина не жить. Лагерь и Калим – вода и масло, несмешивающиеся субстанции. Чтобы Яника смогла… нет, захотела попасть в лагерь, нужно показать ей, где обретается настоящий Калим. Где его настоящее место. Если она поймет и захочет – поддельный отчим исчезнет, и никакая сила уже не сможет помешать ей войти.
В два прыжка Лазарь подскочил к дивану и принялся спихивать оттуда ничего не понимающих друзей. Марсен на четвереньках пополз от дивана, Дара с перепугу выпорхнула сама.
– Волосы! – вскричал Лазарь, стягивая за руку Сенса. – Волосы мне, живо!
8
Первое, что он увидел, выскочив из завешенной доисторическими коврами спаленки, была открытая входная дверь. В отличие от несчастной двери Матвея, у этой замки и косяк оказались целыми, а значит, ее открыли добровольно. Бегом, но без особых надежд, Лазарь обыскал все комнаты. Убедившись, что квартира пуста, опрометью бросился на лестничную площадку.
Сердце рвалось наружу сквозь грудную клетку.
«Успокойся, Лазарь! – приказала Дара. – Ты здесь так дышишь… тебя удар хватит».
«Ничего, – мысленно увещевал себя Лазарь, сбегая вниз по ступенькам, – ничего. Так дышит каждый футбольный фан на девяностой минуте матча, когда его команда уступает с разницей в один мяч. Еще минута этой пытки – и наступит полная релаксация. Все закончится, схлынет, как волна прибоя, оставляя за собой мокрый, но ровный песок. Скоро все закончится – так или иначе».
Ударом ноги Лазарь распахнул железную дверь на электромагните, уже давно не «электро», и выскочил на сверкающий солнцем тротуар. На улице царило настоящее пекло. Раскаленный воздух плыл впереди дрожащим маревом, отблески на металлических крышах гаражей слепили глаза. Лазаря моментально бросило в пот. Когда он приблизился к Янике, распростертой на заснеженной бумажным мусором дороге в луже крови, рубашку можно было отжимать.
– Десять из десяти… – пробормотал он, опускаясь перед ней на одно колено.
Казалось, ее изорвала свора голодных собак. Все тело испещряли кровоточащие раны, руки и ноги, изогнутые под неестественными углами, напоминали конечности марионетки, брошенной на пол пьяным кукловодом. В животе зияла округлая каверна с рваными краями, проеденная прямо через ткань кофточки, в которую Лазарь не рискнул заглядывать. От Яники и до гаражей тянулась по асфальту цепочка кровавых клякс. Приглядевшись внимательней, Лазарь понял, что это отпечатки босых ступней.
Удивительно, но она все еще была жива. И даже в сознании. Костлявая грудь, продавленная вовнутрь чем-то тяжелым, при дыхании едва шевелилась.
– Почему не дождалась? – спросил Лазарь.
– Думала… ты уже не придешь… – ответила она, кашляя кровью.
– Кто