на его руку. Огоньки плясали в ее озорных глазах. Стасова и пугала, и интриговала эта сцена.
– Ты хоть помнишь, что это значит?
Она пожала плечами и захлопала короткими пышными ресницами. Он никогда еще не видел таких кустистых и торчащих в разные стороны.
– Сейчас ты говоришь, что не ела шесть дней.
Стася еле заметно улыбнулась и снова собралась. Выходить из роли она явно не собиралась:
– Си, месье!
Тогда уже и Стасов решил подыграть:
– Вас накормить? Что вы будете, лангуста или тут замечательный сочный тартар!
– Се ля ви, месье, оревуар, бонжур, жо тэм! – сказала она томно, не отводя глаз.
– Ого, уже и любишь меня? – он чуть смутился. – Это же просто набор слов, француженка ты моя. – Стасов умилительно улыбался. Она в тельняшке и с сочными губами на веснушчатом лице нравилась ему, и в то же время ему по обыкновению было за нее стыдно.
Набор французских слов в Стасином арсенале закончился, и она перешла на русский, придавая ему французского, по ее мнению, акцента:
– Отпустытэ сэбьа, месье СтасОв, – сказала она шепотом. – И пройдомтЭ со мной в туалетЭ, там я отработАть лангустин и сочнЫй тартар. – Тут она раскатисто передала французское «р», поднялась и направилась к уборным. Оглянулась, заметила, что ее спутник не сдвинулся с места, и добавила: – Чэрэз пиЯть минут, чтобэ не вызыват подозрениЙ!
Выждав немного, он понесся к туалетам и принялся постукивать в каждую дверь. Из-за одной его обложили матами, за другими была тишина, и только за самой последней раздался легкий стук в ответ, дверь отворилась, и Стася затянула его к себе, выключив свет.
Вышли оттуда они снова по очереди. Стасов шел вторым, также выждав пять минут. В его невозмутимом и серьезном лице читались признаки блаженства. Может, потому люди за столиками смотрели на него внимательнее, чем обычно. Стася сидела на своем месте и поедала десерт. Увидев Стасова, она закрыла рот обеими руками и сложилась в три погибели, сдерживая смех.
– Что? – спросил он, подсев к ней.
– Твое лицо!
– Что с ним?
Она не могла успокоиться и жестом показала ему на стеклянное окно террасы. Стасов глянул на свое отражение и стал таким же красным, как размазанная по всему его лицу Стасина помада. «С» – стыд, подумал он про себя. В этом была вся Стася.
– Ты что же, не глянул на себя в зеркало, как вышел? – шепнула она.
– Как-то не до этого было, кровь прилила в другое место.
Девушка вытащила салфетку из салфетницы, намочила ее языком и поднесла к его лицу:
– Можно?
Он кивнул. Она вытерла его, точно как мама в детстве. Ловкий, знакомый, материнский жест.
Уже на выходе из «Статус-кво» Стасова задержал администратор и перекинулся с ним несколькими фразами. Разговор не выглядел приятным, а скорее более-менее формальным. Потому