я услышала, не единожды между вами должны были возникать ситуации, где ты отыгрывал роль судьи и не вставал на ее сторону, был с ней несправедлив, в то время как ей больше всего была нужна от тебя именно она, справедливость. И наоборот, ты косячил, и она винила тебя, не могла простить, в то время как тебя всегда было нужно ее прощение. Это ваш контракт. Он завязан на этих двух чувствах, которые вы упорно не могли дать друг другу, и обстоятельства, по-видимому, поставили вас в критическую ситуацию, самую острую, чтобы каждый дал другому то, что нужно, раз вы не справлялись на мелочах.
Стасов молчал. Стася не понимала, попала ли она в точку.
– Она аборт от меня сделала. Узнала, что беременна, уже когда мы расстались. Гордая была слишком и сделала. Даже не сказала ничего. Я, ты знаешь, даже на это был готов глаза закрыть. Мы сходиться пробовали. Но она всегда видела во мне этот осуждающий взгляд и не смогла. Мне казалось, я нормально себя веду, ничего не говорю, не делаю такого. А она просто не могла. Сказала: «Твой укор в каждом движении, в каждом слове» и ушла. Я не мог простить, наверное. Ну и ты права, до этого все то же самое в мелочах было.
– Ее душа не могла простить тебе гибели сына, а в этом воплощении сама убила, чтобы ты испытал все то, что она тогда. Испытал, оправдал и простил.
– Не знаю, что там с другими воплощениями. Да только как за такое простить здесь и сейчас? Это же наш ребенок был. Ему бы сейчас уже три было.
– Это ее жизнь, ее тело. Вы были не вместе. Она могла это решать. Точно так же, как и та черная женщина не могла обвинять одного судью за приговор, ведь там были присяжные, такая работа.
Стасов молчал, уставившись в одну точку.
– Как сейчас ты себя чувствуешь?
– Не знаю, будто на меня ведро холодной воды вылили. Знаешь, когда обливаешься, закаляешься. Потом такое чувство после этого, все мышцы расслаблены. Что-то вот такое.
– Это хорошо. Если приходит усталость и вместе с тем легкость, значит, удалось.
– Стась, я не верю в другие воплощения и жизни, я реалист до мозга и костей. Верю в то, что подсознание – неизученная херня, это да. Но этот судебный процесс, все так реально. Я не могу отделать от мысли, что это было.
– Знаешь, я тоже недостаточно экзальтированна и достаточно недоверчива. Мне кажется, знаешь, а не надо думать и разбираться в том, что ты увидел. Твой мозг выдал тебе это, и это помогло, что еще надо?
– А если вдруг?.. – Стасов сам себя пресек.
Стася смотрела на него влажными и темными глазами. На улице светало. Он притянул ее к себе, обнял и закрыл глаза. Он снова почувствовал себя в колыбели мироздания. Он плыл по теплым просторам эзотерического гольфстрима, по ее вьющимся волосам, как по волнам.
Она была счастлива. Счастлива оттого, что он перестал высмеивать ее. Оттого, что доверился. От признания им ее пользы. Стася ощущала себя принятой. Почему это было так важно, она не знала.
Глава 5. Утро. Шиповник
Солнце стояло