нарезают на крошечные кусочки антрекот, который все равно не доедят, и попивают коктейль «Ширли Темпл» или «Девственная пинаколада»[32], а парни торопятся доесть, чтобы побыстрее перейти к делу. Друзья Эвана, наверняка, себя так и ведут. О чем мне с ними говорить?
Мне, если честно, не хотелось, чтобы он заезжал за мной. Сама мысль о том, что он войдет в наш тихий дом и увидит его изнутри, была невыносима. И не хотелось, чтобы отец вынужден был изображать радушие и доставать фотоаппарат, чтобы нас заснять. Мы больше не фотографируемся.
Эван все еще смотрел на меня, и я решила дать ему возможность отказаться от свидания со мной:
– Знаешь, ты можешь пригласить кого-то другого, кто сможет с тобой поужинать перед танцами. Я пойму. И не обижусь.
– Нет, все нормально, – ответил он. – Но после танцев ты будешь свободна?
Похоже, для него важно было только одно: сможет он потом пообжиматься или нет.
– Да, конечно, – пробормотала я.
Так что я пойду на первые в своей жизни танцы. С Эваном Фридманом и его корявым красным сердцем. А должна была пойти туда со Скаем.
Я смотрела, как собиралась Мэй на свои первые танцы в девятом классе. Как она наряжалась в красное платье – шелковое, а не атласное. Она была такой прекрасной. Полной жизни. Ее кавалер, Джастин Альварес – выпускник, приколол к ее корсажу букетик. Я наблюдала за ними, спрятавшись за дверью. К тому времени папа с мамой уже разошлись, но оба хотели проводить сестру на ее первые танцы, поэтому мама пришла к папе домой. Она сфотографировала Мэй, а папа пожал руку Джастину и сказал:
– Вернитесь к двенадцати.
У меня было такое чувство, будто одетый в красивый костюм парень уводит мою сестру прочь, в ее новую жизнь, которая была так далека от меня. Мне очень хотелось пойти с ними.
Мэй вернулась в два часа ночи и на цыпочках прошла в свою комнату. Она позвонила папе, сказала, что потрясающе проводит время, и умоляла его разрешить ей задержаться подольше. Он согласился и отправился спать, я же лежала в постели без сна, глядя в окно на луну и ожидая сестру. Услышав, что она вернулась, я открыла дверь в ее комнату.
– Ты должна это услышать, – сказала она и поставила диск. Заиграла песня The Lady in Red.
Мы слушали ее снова и снова. Я лежала на постели и смотрела, как Мэй распускает волосы, падающие кудрями ей на плечи, кладет вынутые заколки-невидимки на комод и стирает с губ помаду. Потом она опустилась на кровать рядом со мной и закрыла глаза. А песня все играла и играла.
Мэй заснула прямо в своем красном платье. Пайетки на подоле помялись, зажатые между ее бедром и простыней. Я никогда не видела никого прекраснее нее. Подумает ли обо мне когда-нибудь кто-нибудь так же?
Искренне ваша,
Лорел
Дорогой Аллан «Рокки» Лейн,
Мне хотелось узнать, чем вы занимались еще, кроме того что озвучивали говорящую лошадь, поэтому я поискала о вас информацию в интернете. Я нашла ваше фото и сильно удивилась – оказывается, вы были очень красивым мужчиной. Ковбойского типажа. Жестким и добрым одновременно.