Скачать книгу

пальцы, потом сжала их в кулак.

      Она вернулась в постель и почти бросилась к спине Отто. Он тяжело вздохнул.

      – Руке хуже, – прошептала она. Он тут же сел.

      – Утром первым делом позвоним Ноэлю, – сказал он. – Если понадобится, поедем в Пелхэм[6] и сами привезем его в офис. Твою руку нужно осмотреть.

      – Если не станет лучше.

      – В любом случае, – Отто лег обратно на подушки. – Который час?

      Временами ему казалось, что он не спал без помех ни единой ночи с тех пор, как они поженились. Ночные разговоры доставляли Софи особенное удовольствие.

      – Три. Ты обратил внимание на поведение юного Майка? Как он выглядел? На эту венгерскую ленту у него на лбу, это что-то фольклорное или что это вообще было?

      – Не надо об этом, – резко сказал он. – Просто не поднимай эту тему. Не зли меня. То ли будет, когда он начнет искать работу.

      – Он никогда не будет работать. Его будет содержать Майк. А волосы? Он теребил их всё время, пока мы разговаривали. Собирал их, накручивал, разглаживал, оттягивал.

      – О чем вы с ним говорили?

      – О бестолковых вещах, глупости всякие.

      – Ну не все они настолько никчемные, – сказал Отто.

      – Дети воды[7]. Они появляются из водопроводных кранов, а не из людей.

      – Они хотят быть Неграми, – сказал Отто, зевая.

      – Любопытно, на что они все-таки способны, – сказала она, внезапно вспоминая, как сказала Майку, что хочет быть еврейкой.

      – Они выбрали остаться детьми, – сказал он сонно, – не зная, что этого не может никто.

      Что такое ребенок? Откуда ей знать? Где тот ребенок, которым была она? Кто ей расскажет, какой она была в детстве? У нее была одна фотография себя-четырехлетки: она сидит в плетеной качалке, в детском кресле, ноги торчат из белых хлопковых шортиков, на голове чья-то огромная панама ей не по размеру. Кто собрал в одном кадре все эти вещи? Панаму, плетеное кресло, белые хлопковые шортики? Кто сделал эту фотографию? Она уже пожелтела. Какое отношение имеет юный Майк – грязный, непонятный, ко всему безразличный, разговаривающий на своем иератическом жаргоне, оскорбительном и отталкивающем одновременно, – к ее детству? К детству вообще?

      – Отто? – Но он уже заснул. Проехала машина. Легкий ветерок залетел в открытое окно, принеся с собой собачий лай. Потом она услышала стук, кулак по дереву. Она подошла к окну и посмотрела вниз – из-за выступа не было видно крыльца и человека, который мог там стоять.

      Раздалось какое-то ворчание, потом несколько резких ударов, потом шепот. Неужели у нее и правда сейчас зашевелились волосы? Она оглянулась на кровать. Затем вышла в холл и спустилась по лестнице, крепко прижимая руку к мягким складкам ночной рубашки.

      Остановившись у входной двери за занавесками, скрывающими стеклянное окошко, она прислушалась и пригляделась. По другую сторону двери качнулось большое тело, большая голова повернулась к ней,