стальных окошка в вагон лился холодный воздух, смешанный с паровозной гарью. Освещение предусмотрено не было, и потому в вагоне царил полумрак. Печка едва теплилась.
Кира с Симой еле отыскали своё место, с облегчением плюхнулись на деревянную скамью, и поезд покатил дальше.
– Эх, жаль, в туалет не успели! – рявкнула на весь вагон Сима.
Кира покраснела.
«Удобств» тоже не было, и потому на остановках из теплушек вываливалась взъерошенная масса людей с выпученными глазами и , никого не стесняясь, присаживалась тут же, у железнодорожной насыпи.
Проплыла за окошком платформа, на которой стояли танки, зачехленные пушки и цистерны с надписями «Огнеопасно», «С горок не толкать!»
Потом показались свежие воронки, трупы людей, лошадей, плачущие женщины. Тут же застыли разбитые повозки с домашним скарбом; лежали на земле, будто вывернутые каким-то великаном, телеграфные столбы.
Сима что-то говорила о молоке и яйцах, которыми можно разжиться в деревне, а Кира все хотела ей сказать, что едет на станцию «Фабрика» вовсе не за молоком и яйцами, но колеса поезда так усыпляюще стучали, что Кира закрыла глаза и перенеслась далеко -далеко…
***
И в сестринской, и на посту, и в ординаторской весь день только и было разговоров, что о новом хирурге. Ничего особенного не делая, он мгновенно очаровал все женскую половину отделения.
Впрочем, «половину»– слишком громко сказано. Собственно, мужчин на этаже было всего трое и самому молодому из них, Петру Сергеевичу, было уже сильно за пятьдесят.
Аля улыбнулась, вспомнив, как ее напарница, неопрятная сорокалетняя толстуха, и думать забывшая о мужчинах лет сто назад, неожиданно устроила целый скандал, утверждая, что кто-то бессовестно спер её висевший в общем шкафу новый белый халат.
И она была не одинока: все женщины отделения, от санитарок до заведующей- строгой степенной Ангелины Павловны- вдруг принялись чистить перышки. На свет божий были извлечены старые пудреницы с изображениями изящных женских головок на крышках; помады всех цветов и оттенков, от кроваво-красного до нежно-розового, почти бесцветного; броши, заколки; на ножках мгновенно появились изящные туфельки на каблуках вместо разношенных тапочек. Теперь зашедшему в ординаторскую или сестринскую могло почудиться, что он попал в парикмахерскую или салон красоты.
А уж что началось, когда выяснилось, что новый врач не женат! Суматоха удвоилась, удесятерилась и, наконец, достигла апогея. Больные были забыты. Тщетно пролившая сладкий липкий компот старуха из десятой палаты носилась по этажу в поисках санитарок; она могла бы пролить все остальные тридцать порций и добавить к ним картофельное пюре с супом- никто бы и не обратил внимания.
Аля усмехнулась. И почему врачи пользуются таким успехом у женщин? Особенно врачи-хирурги. Наверное, оттого, что возможность распоряжаться человеческой жизнью делает их сродни всемогущим богам.
На балкон дома напротив вышла старушка, зябко кутавшаяся в клетчатый плед. Вокруг её ног умильно крутился кот.
Старушка недовольно посмотрела