помолчал, словно пытался собраться с мыслями.
– Ну, мы там сидели, каждый сам по себе, а потом он начал говорить, как ему плохо из-за того, что он сделал, и я спросил: «А что ты сделал?» – и он рассказал мне про ту ночь, как убил двух парней, и что теперь его это гложет.
Правда лаконична. Ложь многословна. Я хотел, чтобы Торренс отвечал мне длиннее, не так, как Винсенту. У тюремных стукачей есть много общего с мошенниками и аферистами. Они врут вам в глаза, а сами посмеиваются втихомолку. Их задача – напустить побольше туману. Но во всей болтовне нередко можно найти зацепку, которая выведет их на чистую воду.
Винсент снова заявил протест – на том основании, что свидетель уже отвечал на все эти вопросы и я просто хочу вывести его из равновесия.
– Ваша честь, – возразил я, – свидетель буквально вкладывает признание в уста моего клиента. С точки зрения защиты, на этом строится обвинение. Если мы не сумеем всесторонне изучить смысл и содержание столь важных показаний, нам останется лишь распустить присяжных.
Судья Компаньони одобрительно кивнул еще прежде, чем я успел закончить фразу. Он отклонил протест Винсента и попросил меня продолжить. Я повернулся к свидетелю и нетерпеливо произнес:
– Мистер Торренс, вы уклоняетесь от ответа. Вы утверждаете, будто мистер Вудсон признался вам в убийствах. Сообщите присяжным, что именно он вам сказал. В каких конкретно словах выражалось его признание?
Торренс усмехнулся с таким видом, словно до него только сейчас дошел смысл моего вопроса.
– Ну, сначала он сказал мне: «Черт, я ужасно себя чувствую». А я спросил: «В чем дело, братишка?» Он ответил, что постоянно думает о тех двух парнях. Я не понял, о ком речь, – я же говорил, что ни слова не слышал об этом деле. Поэтому спросил: «Что за парни?» – а он ответил: «Два ниггера, которых я утопил в водохранилище». Я продолжал расспрашивать, и он рассказал, как убил обоих из обреза, потом завернул их в проволочную сетку и так далее. Он заявил: «Я сделал большую ошибку», и я поинтересовался какую. Он ответил: «Надо было взять нож и распороть им животы, чтобы они не могли всплыть на поверхность».
Краем глаза я заметил, что Винсент поморщился во время ответа Торренса. Ясно почему. Мой клинок был наготове.
– Мистер Вудсон использовал именно это слово? «Ниггеры»?
– Да.
Я выдержал паузу, стараясь точно сформулировать свой следующий вопрос. Понимал, что Винсент выступит с протестом, как только я дам ему повод. Я не мог попросить Торренса истолковать слова моего клиента. Спрашивать о мотивах признания Вудсона тоже было нельзя. Винсент сразу бы за это уцепился.
– Мистер Торренс, среди людей с черным цветом кожи слово «ниггер» может иметь разные значения, не так ли?
– Вроде того.
– Это значит «да»?
– Да.
– Мой подзащитный афроамериканец?
Торренс рассмеялся:
– Похоже на то.
– Как и вы сами?
Снова смех.
– С тех пор, как родился.
Судья стукнул молоточком по столу и повернулся ко мне:
– Мистер Холлер, это необходимо?
– Простите,