так что каковы ножки, такова и женщина.
– Ну ничего себе! Уж как-то слишком быстро, слишком бойко вы несётесь…
– Всегда можно и побойчее! Что же до скорости, так она и в любви, и в жизни только мешает. А вы-то кто такой?
– Зовут меня Господином Лицемером, я москательщик, а учительница – моя дочь.
– А дальше-то что?
– А дальше вопрос: в какой это книге вы вычитали всё, о чём говорите?.. Наверняка в каком-нибудь заморском романе.
– С дочерью своей вы меня всё же, пожалуйста, не сравнивайте. Упоённо зачитываться иностранной писаниной, где сербы предстают сплошь неотёсанными мужланами, режущими баранов, разбойниками да убийцами, – ну уж нет, увольте!.. И на одну доску с вашими согражданами вы меня тоже не ставьте – те смотрят на сербский народ, начитавшись плохих книг и наслушавшись зарубежной пропаганды. Это ведь у вас зовётся отечественным и европейским образованием. К тому же с чего вы взяли, что я вообще умею читать, если рождён я варваром, да ещё и практически на глазах у вашей дочери.
– Послушайте, юноша! Если человек говорит как по писаному, значит, говорит он по памяти.
– …по сердцу, а не по памяти! Уверяю вас, что в книгах, как правило, ничего, кроме лицемерия-то, и нет – не в обиду Господину Лицемеру будет сказано. Вот почему я люблю угадывать, читать страницы жизни, людей, самого себя. И по мере «чтения» я непроизвольно, без каких-либо усилий размышляю. Думаю я и о вас, точнее, я думаю за вас. И клянусь честью Варварогения, такая разновидность человеческого рабства – это, Господин Лицемер, страшное наказание. Разумеется, я и вас тоже слушаю. Я слушаю всех, не подавая виду. И знаете, зачем?.. Чтобы в конце концов решительнее прислушиваться к самому себе, так-то. Говорю же вам, страшное наказание.
Сборник Л. Мицича, И. Голля и Б. Токина «Манифест зенитизма» (Загреб, 1921)
– Что же получается, такое чудовище, как вы, собиралось «прочитать» ноги моей дочери? И уж точно не выше колен? Значит, до конца вы дело доводить не умеете, вы явно из тех, кто сворачивает на полпути… А ведь суть любого шедевра всегда оказывается на самом кончике путеводной нити. Что ж, если подумать, ни одна приличная женщина не умрёт от смущения, показав ноги подростку, а стало быть, и дочь моя справится.
– Какого чёрта? – воскликнул Варварогений. – По какому такому праву вы столь щедро распоряжаетесь чужим добром? Смотрите, а то ведь я приму ваши слова за чистую монету и вправду решу, что вы предлагаете мне эдакую неблаговидную для любого родителя сделку.
– Да сами по себе-то неблаговидными вещи не бывают, а уж в любви…
– Удивительно, как у всех у вас – лицемеров, женщин, детей или взрослых, даже у крупных политических держав – проявляется этот особый инат (упрямство): вы действуете вопреки реальности, вечно идёте наперекор истине.
– Что это вдруг?.. Неужто вам моя дочь не нравится?.. А я собирался было вас усыновить, обеспечить вам достойное положение в обществе и дать вам, наконец, приличную и известную фамилию –